Девочка снова вздохнула.
— Розовый, как в морской ракушке, — подсказала педикюрша Рэчел.
— Да, это мой любимый оттенок розового, — с удивительной учтивостью ответила педикюрше Рэчел, тем самым намеренно подчеркивая обиду на мать. — У меня много вещей такого цвета.
Чернокожая женщина уже ушла. Силия с Рэчел сели по одну сторону сушильного стола, лицом к конторке у входа. Как только они поставили ноги под световую панель, Рэчел взяла какой-то рекламный листок и сделала вид, что целиком поглощена его содержанием.
Силия следила за тем, что происходит в салоне. Теперь народу прибавилось. Входя в помещение, все жаловались на жару на улице. Появилась какая-то женщина с коробкой шоколадных конфет. Было видно, как она боится, что шоколад от жары растает. Она принесла конфеты как запоздалый подарок Энджи ко дню рождения, но та сказала ей:
— Они мне нужны, как прыщ на одном месте. Угости лучше конфетами тех, кто здесь сидит.
Грубоватость хозяйки женщину вроде не обидела. Она была небольшая, лицо, испещренное веснушками, одновременно казалось и детским и уже потрепанным жизнью.
Открыв коробку, женщина сообщила, что конфеты совсем неплохие, с жидкой начинкой, и протянула ее двум молоденьким девушкам, выбиравшим цвет лака.
— Угощайтесь, они совсем немного подтаяли от жары, — сказала она Девушки взяли по конфетке. — Называются «Золотая жила».
Внезапно женщина вскрикнула и пошатнулась — у нее подвернулась нога. Коробка упала на пол. Силия подскочила и схватила женщину за запястье.
— О господи! — выдохнула та. — Простите меня, пожалуйста.
— С вами все в порядке? — спросила Силия.
— Да, все путем. Большое вам спасибо.
Подошедшая Энджи обняла женщину за талию и помогла ей сесть на скамейку.
— Дорогая моя, почему ты ходишь без палочки, которую я тебе подарила?
— Я ее где-то забыла, — пробормотала женщина.
— Ну вот, видишь, как нехорошо.
— Только одна выпала, — сказала Рэчел, подняла коробку с конфетами и передала ее женщине.
— Ой, спасибо тебе, моя дорогая. Поставь там. — Она махнула рукой в сторону столика. — И себе возьми сколько хочешь.
— Можешь взять одну, — позволила Силия.
— А две? — тихонько спросила Рэчел. В голосе ее слышалась просьба, для пущей убедительности она даже подняла вверх два пальчика.
Силия благодушно ответила:
— Ладно.
— А три? — не унималась Рэчел.
— Три. И все.
— У меня время от времени судороги в ногах случаются, — сказала женщина Силии. — Как будто мне кто-то нож в ногу всаживает. Серьезно вам говорю. Но так плохо, как теперь, раньше никогда не было.
— Это ужасно, — ответила Силия.
Она смотрела, как Рэчел шевелит пальчиками над коробкой. «Плохая я мать, — подумала Силия. — Слишком я ее балую».
Энджи подошла и нажала ей на большой палец ноги.
— Вы можете идти, — сказала она. — Если, конечно, не хотите у меня задержаться и еще кому-нибудь спасти жизнь.
Глава седьмая
Нэнси поставила банджо на пол и прикурила косячок. Что-то ее тревожило. Что это было? Таша? Не забыл ли Рон с ней погулять?
Ах, вот что — она вдруг вспомнила: эта девочка, о которой ей говорил Рон… Нэнси понимала, почему он озабочен, хоть и не знала, почему он так озабочен, что повсюду следует за этой девчонкой и наблюдает за ее домом. Она уже стала забывать, что думала по этому поводу: Рон пережил в детстве что-то вроде сексуального домогательства, вот в чем собака зарыта.
Нэнси выпустила из легких дым и глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Она никогда не станет его об этом спрашивать (и сам он ничего ей не расскажет), но если его кто-то действительно домогался, тогда некоторые вещи обретают совершенно иной смысл.
Обычно в хорошую погоду она выходила покурить на площадку пожарной лестницы. Но на этот раз ее правая коленка была обмотана плоской грелкой с электрическим подогревом, и шнур был слишком коротким, чтобы выйти на площадку. Поэтому она сидела за кухонным столом, а точнее говоря, за небольшой столешницей, привинченной к стене. Для настоящего — даже совсем маленького — столика там не было места. Квартирка ее располагалась на чердаке, кроме кухни там была только скромных размеров комнатка в два окна с каждой стороны. У окна, выходившего на фасад, дребезжал старенький кондиционер.
Сразу за окном кухоньки росла голубая ель, на которой свило гнездо семейство дроздов, — Нэнси наблюдала за ними всю весну. Вряд ли можно представить, чтобы какие-нибудь другие существа могли трудиться с такой же самоотверженностью, как эти дрозды, когда вили себе гнездо и охраняли его, отбиваясь от постоянных нападений ворон. Но однажды гнездо оказалось пустым. Что случилось? Может, дроздов сдуло порывом ветра? Или все-таки заклевали вороны?
В то утро Нэнси увидела прилипший к оконному стеклу голубоватый кусочек скорлупки и чуть не разрыдалась. После этого весь день пошел насмарку. Сначала у нее не завелась машина. Потом очень долго не подходил автобус, и она согласилась на предложение какого-то пожилого и казавшегося совершенно неопасным мужчины подкинуть ее куда надо на машине. Мужчина постоянно переводил взгляд с дороги на ее коленки, и она решила, что предметом его интереса была лежавшая на коленях коробка с шоколадными конфетами. В конце концов, когда они остановились на светофоре, мужчина спросил ее:
— У вас что-то есть для меня?
— «Золотая жила», — ответила она. — Только, боюсь, это не для вас.
— Не хочешь ее раздвинуть?
— Что, простите? — ошарашенно спросила она.
Не дослушав, он сунул свою лапу между ее ляжками.
Нэнси пулей выскочила из машины и рысцой пробежала остаток пути, чтобы успеть к Энджи до того, как конфеты растают. И после всего, что ей пришлось вытерпеть, та еще отказалась их брать! Вдобавок ко всему из-за этой дурацкой пробежки у нее так свело ногу, что пришлось занять у Энджи денег на такси, иначе бы она не добралась домой.
Фрэнк спокойно воспринял новость о том, что она не сможет отработать свою смену, но Нэнси все равно чувствовала себя виноватой. В поисках утешения она решила позвонить Рону.
«Мне нужно сказать тебе пару слов» — оставила она сообщение на автоответчике.
С тех пор прошло уже восемь часов. Должно быть, он все еще возился в подвале.
Ее так и подмывало позвонить сестре Бренде и узнать, как себя чувствует малыш, которого та родила совсем недавно, но если Бренда спросит, как у нее дела с Роном, ей придется рассказать об этом, а Рон заставил ее поклясться жизнью матери, что она будет держать рот на замке. Он пока не позволял ей даже звонить в агентства по усыновлению.
