С тех пор как четыре года назад Энцо ушел воевать, Альберто редко упускал возможность заглянуть к Ливии. Шла война, а он все богател, — все кругом знали, что он бандит, а, возможно, даже и camorrista, мафиози, — и визиты его к Пертини сделались чаще. Ливия замечала, как он на нее смотрит, и это ее пугало. Все местные мужчины заглядывались на нее — но во взглядах Альберто, бросаемых им исподтишка, когда считал, что она не видит, было что-то грязное: с такой алчностью заглядывает голодный в полную тарелку своего соседа.
Правда, сегодня Альберто, как видно, пребывал в благодушном настроении.
— Отличная еда, — сказал он весело, протискиваясь жирным животом в кухню. — Может, еще и кофе есть?
— Только желудевый, — бросила Ливия.
Она расставляла на плите кастрюли. Готовить больше было не для кого, но, изображая занятость, можно было за разговором не смотреть на Альберто.
— Выходит, не зря я прихватил с собой немного.
Не сдержав изумления, Ливия подняла глаза. Вынув из кармана кулечек, Альберто уже его разворачивал. Кухню наполнил аромат, почти уже забытый с довоенных времен. Невольно под воздействием этого крепкого, густого запаха даже выражение лица у Ливии сделалось мягче.
— «Нескафе» называется, — сказал Альберто. — Из американского пайка. По правде говоря, не очень-то и кофе, но лучше, чем желудевый. Приходится подслащивать сахаром, чтоб казалось вкуснее. — Он заулыбался, скаля зубы под обвисшими усами, которые отпустил, чтобы скрыть двойной подбородок. — Кстати, я и сахар по случаю прихватил. — Он выложил на стол еще один кулечек. — Может, и ты составишь компанию?
Уже год как Ливия сахар в глаза не видала. Если требовалось что-либо подсластить, она понемногу капала мед.
— Сейчас поставлю кофейник, — сказала она, потянувшись в буфет за napoletana, кастрюлькой, издавна предназначенной для приготовления кофе и внешне напоминающей песочные часы.
— Не заботься. Этот кофе заливается кипятком. Проще простого.
Пожав плечами, Ливия поставила на плиту кастрюльку с водой.
— Ай-ай, — продолжал Альберто, — подумать только, совсем посетителей нет. Если так и дальше пойдет, совсем загнется ваше дело.
Ливию эта мысль тоже временами посещала.
— Ничего, — отрезала она. — Война ведь скоро кончится.
Он приподнял бровь:
— Скоро? По моим данным что-то непохоже. Еще, по крайней мере, год пройдет. А то и три. Американцы себя под пули подставлять не спешат, а немцы не спешат сдаваться.
Ливия подумала про Энцо. Господи, неужто и впрямь они увидятся только через три года? Уже четыре года, как они расстались.
И будто читая ее мысли, Альберто сказал:
— Долго еще придется вам выкручиваться, чтоб дело не пропало. А денежки, видать, так меж пальцев и текут?
— Ничего, справимся! — с вызовом отрезала Ливия.
Альберто поковырял в зубах ножом и многозначительно произнес:
— Правда, можешь в любой момент прийти мне сготовить.
— Сготовить? К тебе домой что ли?
— А что? — Альберто скрестил на груди жирные руки. — Война пошла мне на пользу. Я могу себе позволить… — он сделал паузу, — …экономку. По мне так лучше ты, чем какая другая.
Ливия молча заливала кипятком кофе и разливала его в маленькие чашечки для эспрессо. Пахло восхитительно, но стоило поднести чашку к носу, как аромат тотчас исчезал, оставался легкий химический душок. Ливия пригубила. Напиток был не крепкий и горький, вкус никак не оправдывал начальный аромат.
— Экономку, значит, — проговорила она, — не просто кухарку?
Альберто снова изобразил неопределенный жест:
— У меня и другие потребности есть.
Ливия метнула на него взгляд:
— Какие, например?
— Постирать, убрать… то, что делала бы моя жена, если б она у меня была, — бросил он небрежно.
Ливия почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо. Альберто помешивал свой кофе.
— То, что ты делала для Энцо, — негромко сказал он. — Он рассказывал своим приятелям, будто ты прямо… находка. — Альберто улыбнулся с видом знатока. — Правда, если хорошенько припомнить, он выразился немного иначе.
У Ливии защемило сердце. Что за глупости болтал о ней Энцо! Их личная жизнь никого не касается. Чтоб ему попридержать свой язык! Снова щеки ее запылали, на сей раз от стыда.
— Слыхал, он тебе дал особое прозвище, — продолжал Альберто. — Везувьетта. Мой вулканчик.
— Энцо — мой муж! — припечатала Ливия.
— Понятное дело. И останется мужем, когда вернется. А пока, между прочим, могла бы и постараться для его же блага. Кто знает, вдруг он вернется без ног, или слепой, или безрукий. — Ливия сжала уши руками, чтобы не слышать этих ужасных слов, но это не помогло. — Неужто не хочешь, чтоб, вернувшись, он увидел, что ты сумела деньжат поднабрать, а не погрязнуть в долгах? Я заплачу тебе столько, чтоб покрыло все, что ты потеряла. Кроме меня, никто тебе не поможет. Отец у тебя одной ногой в могиле. Ну, а сестрица… — кто Маризу с ее странностями замуж возьмет, да она, как я погляжу, и сама замуж не рвется. Кто ее кормить станет, если ресторанчик закроется?
— Такому не бывать…
— Такое нынче на каждом шагу случается, — покачал головой Альберто. — Разве не видела, что в Неаполе делается? Девчонки там продают себя за кусок хлеба. Да и в Боскотреказе то же. После войны все прикинутся, будто ничего такого и не было.
— Что ты несешь…
— А если, не дай Бог, Энцо домой не вернется, ведь понадобится же тебе муж, чтоб о тебе заботиться.
— Хватит! — оборвала его Ливия. — Я твое предложение ни за что не приму.
— Ничего, примешь. С отцом твоим я переговорил.
— Так мой отец знал, о чем ты собирался меня просить?
— Он человек неглупый. Конечно, во все подробности мы его посвящать не будем.
Концом ножа Альберто провел у себя под ногтями. Ливия мгновенно почувствовала, да какой степени он ей отвратителен. Но ради отца попыталась сдержаться.
— Альберто Спенца, — резко сказала она. — Я бы не легла с тобой, даже если б кроме тебя в Италии мужчин не осталось, а это, учитывая, что ты в Италии самый жирный, а остальные вымирают от голода, очень даже вероятно. Теперь убирайся.
Альберто с деланным равнодушием пожал плечами.
— Посмотрим, так ли ты будешь несговорчива, когда с месяц наголодаешься. — Он открыл дверь и вышел из кухни. — Нино, твоя упрямая дочь отказывается у меня работать! — Донеслись до Ливии его слова. — Признаюсь тебе, она была со мной так груба, что вряд ли я сюда скоро наведаюсь. Попробуй ее образумить, ладно? А вздумает явиться с извинением — что ж, такой исход будет для всех наилучший, правда, не уверен, может, к тому времени я уже подыщу себе кухарку.
