— Я вижу, — буркнул он.
Элис слишком растерялась, чтобы осмелиться уточнить, что именно он видит.
— Но по-моему, дети в его возрасте уже обходятся без материнского молока.
— Ему только семь месяцев. Многие женщины кормят детей грудью до года и даже больше. — Эти сведения Элис почерпнула из книг.
Фрэнк покачал головой.
— Да, но у малыша уже есть зубы, он может причинить вам боль.
О боже, кажется, доктор Бартон способен на искреннее сочувствие. Чего доброго, еще потребует разрешения осмотреть мою грудь! — с отчаянием подумала Элис.
— К вашему сведению, малыши не кусают материнскую грудь. — Она с трудом сдерживалась. — Это инстинкт, понимаете? Ну а теперь, почему бы вам?..
— Но он все же цапнул меня за палец.
Настойчивость Бартона в выяснении деликатного вопроса была просто возмутительной.
— Конечно, ведь палец все же отличается от… от… — Элис не договорила. Разговор становился весьма щекотливым. — Послушайте, если вы действительно так заинтересовались этим вопросом, почему бы вам не отправиться в библиотеку? У меня слишком много дел, чтобы объяснять вам, что к чему.
— Ах, у вас много дел? — Он виновато улыбнулся. — Ну что ж, поскольку я не могу предложить вам никакой конкретной помощи…
Он с готовностью протянул ребенка. Элис приняла малыша, почувствовав, что на этот раз руки Фрэнка, коснувшись ее груди, задержались несколько дольше и не случайно — в этом она не сомневалась. А когда он вдобавок еще и довольно откровенно глянул за вырез блузки, сомнения рассеялись. Так и хотелось залепить пощечину этому самодовольному самцу, но подобная реакция скорее свойственна переполненной возмущением девственнице, а не женщине-вамп.
— Не смею вас больше задерживать, — притворно-мягко сказала она. — Надеюсь, ваш ужин еще не превратился в угольки.
— Я успел выключить плиту. Кстати, сколько времени у вас занимает кормление ребенка?
Это что, проверка? Она стала лихорадочно прикидывать, отличается ли по продолжительности естественное кормление от искусственного. И пришла к выводу, что никакой разницы нет. Будь Фрэнк хоть нобелевским лауреатом в области медицины, вряд ли он разбирается в подобных деталях.
— Около двадцати минут, в зависимости от того, в каком настроении ребенок.
К ее глубочайшему облегчению, Бартон тут же удалился без каких-либо дальнейших обсуждений. Элис, наконец, смогла дать мальчику бутылочку с его любимой фруктово-молочной смесью и, пока он ел, пожаловалась на назойливость и высокомерие их соседа. По тому, как Ник морщил носик, можно было догадаться, что он, как всегда, полностью разделяет ее точку зрения.
Элис вытирала малыша после вечерней ванны, когда до ее слуха донесся легкий шорох за дверью. Она состроила малышу гримасу.
— Ты, случайно, не догадываешься, кто бы это мог быть? — Девушка обреченно вздохнула. — Уж больно безропотно ушел наш сосед. Вероятно, на этот раз он захватил с собой наручники и тиски для пыток.
Но, видно, Элис еще плохо знала Фрэнка. Не успела она сделать и шага в направлении двери, как Бартон уже стоял в прихожей, держа в руках накрытое крышкой блюдо. Из-под мышки выглядывало горлышко винной бутылки.
— Почему дверь не запираете? Не следует пренебрегать безопасностью, — наставительно пробурчал он, ставя принесенное на стол.
— Если мне не изменяет память, то последним выходили вы, — заметила Элис. — У меня и в мыслях не было, что вы вернетесь, в противном случае наверняка заперла бы дверь на сто замков.
— Вы, вероятно, забыли, что я пригласил вас на ужин?
— Мне помнится, что я категорически отказалась, — ответила Элис, понимая, что у нее нет шанса устоять против такого натиска. К тому же она голодна, так почему бы не позволить ему остаться?
Возможно, сосед и впрямь решил пойти на мировую, с неожиданным оптимизмом подумала девушка и принялась готовить Ника ко сну, стараясь не обращать внимания на стоящего рядом Фрэнка. И все-таки под его пристальным взглядом она чувствовала себя скованно, движения вдруг стали неловкими.
— Позвольте мне уложить его, а вы пока накройте на стол.
Элис с некоторой подозрительностью наблюдала за тем, как удивительно ловко Фрэнк управляется с подгузниками и пеленками.
— У вас, вероятно, есть племянники?
— Нет, я единственный ребенок в семье. Тем не менее, мыслю рационально и у меня хорошая координация движений. Что дальше?
Она продолжала следить за его действиями в надежде заметить хоть малейшую оплошность. Но Фрэнк делал все сноровисто и правильно, видно, это вообще одна из черт его характера. Она не могла не отметить, как умело Фрэнк уложил малыша в спальный конверт.
— Ник уснет прямо сейчас или составит нам компанию за ужином?
Словно поняв, о чем речь, малыш сунул пальчик в рот и сонными глазами взглянул на взрослых.
— Он никогда не засыпает так рано, — солгала Элис. Как нарочно, Ник закрыл глаза, и на его лице заиграла ангельски блаженная улыбка. — Из-за этих зубов он еще долго не уснет, — добавила девушка.
Ребенок мирно засопел.
— Если вы считаете, что нам не обойтись без свидетеля во время ужина, то мы можем вставить Нику спички между век, чтобы он ненароком не заснул в самый неподходящий момент.
Элис пришлось признать, что Бартон не так уж далек от истины. Ей нужен был не столько свидетель, сколько объект, который мог бы отвлечь внимание сотрапезника от нее самой. Элис боялась остаться наедине с этим человеком.
Пока она укладывала ребенка, Фрэнк сервировал стол. Элис с удивлением обнаружила, что только один бокал наполнен вином, а в другом, стоящем возле ее тарелки, было молоко.
— Кормящим матерям не рекомендуется спиртное, — серьезно объяснил Фрэнк, заметив, что хозяйка недоуменно нахмурилась. — Надеюсь, вы не будете возражать, если я буду пить вино?
— Конечно нет, — светски улыбнулась Элис, хотя у нее чесались руки схватить бокал с молоком и плеснуть прямо в лицо мистеру Всезнайке.
Элис нравилось красное вино, но она не часто могла позволить себе купить его, тем более дорогое французское. Мрачно потягивая молоко, она с тоской украдкой поглядывала на бутылку. Принявшись за спагетти с соусом, девушка несколько оживилась, вспомнив, что Фрэнк изрядно приправил соус красным вином. Она совсем расслабилась, когда гость начал рассказывать забавные истории из университетской жизни.
Элис слушала как зачарованная, чувствуя себя на седьмом небе, потому что теперь тоже стала частью университетского мира, и не заметила, как разговор вдруг перешел на личные и семейные темы. Она была убеждена, что не раскрывает Фрэнку никаких тайн, рассказывая о несчастном случае, произошедшем с ее матерью, о долгих годах выздоровления, о любви отца к земле и о причудах своих братьев.
