– Ничья, – рассудил Бенка.
Сикстен и Андерс пожали друг другу руки.
– Оскорбление смыто, – сказал Андерс. – Но завтра я снова оскорблю тебя, тогда мы сможем продолжить.
Сикстен одобрительно кивнул:
– Это означает войну Алой и Белой розы!
Сикстен и Андерс окрестили свои команды в честь двух известных династий из истории Англии[7].
– Да, – торжественно провозгласил Андерс, – начинается война Белой и Алой розы, и смерть поглотит тысячи тысяч душ и унесёт их в своё чёрное царство.
Эта тирада тоже была взята из истории, и Андерс считал, что она звучит необыкновенно красиво, особенно после битвы, когда на Прерии спускаются сумерки.
Белые розы – Андерс, Калле и Ева-Лотта – торжественно пожали руки Алым – Сикстену, Бенке и Йонте, – и противники разошлись.
Надо сказать, что хотя Сикстен и считал себя вправе обозвать Андерса «девчатником», когда тот прогуливался с Евой-Лоттой, он рассматривал Еву-Лотту как вполне достойного противника и представителя Белой розы.
Трое Белых роз пошли домой. Особенно спешил Калле. Он не находил себе места, если хоть на минуту выпускал из поля зрения дядю Эйнара.
«Всё равно что поросёнка в хозяйстве завести», – подумал Калле.
У Андерса из носа сочилась кровь. Сикстен, правда, грозился поразить его в самое сердце, но всё оказалось не так уж страшно.
– Здорово ты сегодня дрался! – сказала Ева-Лотта восхищённо.
– Да вроде ничего себе, – скромно согласился Андерс, глядя на закапанную кровью рубашку. Дома, наверное, влетит за неё, так уж лучше поскорей… До завтра! – крикнул он и помчался домой.
Калле и Ева-Лотта пошли дальше вдвоём, но тут Калле вспомнил, что мама просила его купить вечернюю газету. Он попрощался с Евой-Лоттой и поспешил к киоску.
– Газеты все проданы, – сказала дама в киоске. – Спроси в гостинице, у швейцара.
Ничего другого не оставалось, и он направился к гостинице.
Возле гостиницы стоял полицейский Бьёрк. Калле ощутил вдруг искреннюю симпатию к коллеге. Правда, Калле был частный сыщик, а частные сыщики всегда на голову выше обыкновенных полицейских, которые частенько оказываются удивительно беспомощными даже при решении простейших задач. Но всё же он чувствовал, что его и Бьёрка что-то связывает. Оба стремились искоренить преступность.
Калле был бы совсем не прочь кое о чём посоветоваться с Бьёрком. Конечно, никто не оспаривал, что Калле Блюмквист совершенно выдающийся криминалист. Но всё-таки ему было только тринадцать. Чаще всего он закрывал глаза на это обстоятельство и, выступая в роли сыщика, всегда представлял себя зрелым мужчиной с острым, проницательным взглядом и небрежно засунутой в рот трубкой. Благонравные члены общества величали его «господин Блюмквист» и оказывали ему всяческое почтение, преступные же элементы, наоборот, боялись как огня. Но как раз сейчас он чувствовал себя всего лишь тринадцатилетним мальчишкой и склонен был признать, что Бьёрк обладает куда большим опытом, которого ему, Калле, увы, недостаёт.
– Привет! – сказал полицейский.
– Здорово! – отозвался Калле.
Бьёрк внимательно посмотрел на легковую машину, остановившуюся возле гостиницы.
– Стокгольмская, – определил он.
Калле стоял рядом с ним, заложив руки за спину.
Не проронив больше ни слова, оба задумчиво глядели на одиноких вечерних прохожих, пересекающих площадь.
– Дядя Бьёрк, – заговорил вдруг Калле, – вот если думаешь, что человек негодяй, что надо делать?
– Съездить ему разочек, – бодро посоветовал Бьёрк.
– Да нет, я хочу сказать – если он совершил какое-нибудь преступление.
– Надо его задержать, конечно.
– Нет, а если ты только думаешь, а доказать не можешь? – упорствовал Калле.
– Ходить за ним по пятам и следить! – Бьёрк улыбнулся во весь рот. – Вот как, хочешь у меня хлеб отбить? – продолжал он дружелюбно.
«Ничего я не хочу», – возмутился в душе Калле. Никто его не принимает всерьёз…
– Ну, пока, Калле, мне надо в участок зайти. Подежурь тут за меня!
И Бьёрк ушёл.
«Ходить за ним и следить!» Но как же ходить по пятам за человеком, который целыми днями торчит в саду и шага за калитку не ступит?
Да, дядя Эйнар ровным счётом ничего не предпринимал. Он лежал, сидел или бродил в саду булочника, словно зверь в клетке, и требовал, чтобы Ева-Лотта, Калле и Андерс его развлекали и помогали скоротать время. Вот именно – скоротать время! Непохоже было, что у дяди Эйнара отпуск, – скорей, он чего-то ждёт.
«Но чего – хоть убей, не понимаю!» – подумал Калле и вошёл в гостиницу. Ему пришлось подождать. Швейцар был занят, он разговаривал с двумя мужчинами.
– Скажите, пожалуйста, у вас не остановился некий господин Бране, – спрашивал один из них. – Эйнар Бране?
Швейцар покачал головой.
– Вы твёрдо уверены?
– Конечно.
Двое вполголоса посовещались между собой.
– А Эйнар Линдеберг? – спросил первый.
Калле вздрогнул. Эйнар Линдеберг – да это же дядя Эйнар! Всегда приятно помочь людям, и Калле уже открыл было рот, чтобы сказать, что Эйнар Линдеберг живёт у булочника Лисандера, но в последний момент осёкся, и у него получилось что-то вроде нерешительного «эххр-р-м».
«Ты сейчас чуть не свалял такого дурака, дорогой Калле, – сказал он себе с мягким упрёком. – Лучше подождём-ка и посмотрим, как всё обернётся».
– Нет, приезжего с такой фамилией у нас тоже нет, – уверенно ответил швейцар.
– Тоже нет… И вы, конечно, не знаете, останавливался ли вообще в вашем городе за последнее время кто-нибудь по фамилии Бране или Линдеберг. Может быть, он поселился не в гостинице, а где-нибудь в другом месте?
Швейцар опять покачал головой.
– Так! А можно у вас снять двойной номер?
– Пожалуйста! Номер тридцать четыре для вас будет самым подходящим, – вежливо сказал швейцар. – Будет готов через десять минут. Вы надолго собираетесь остановиться?
– В зависимости от обстоятельств. Думаю, дня на два, на три.
