— Завтра утром приходи на озеро. Туда, где в первый раз встретились.
— Зачем?
— Лодку пригоню. Вместе нельзя. Ты людей пугаешь. Опять же место это близко к гостинице.
— Неужели?
— Блюдечко из Гжели…
Он встал и быстро пошел, не оборачиваясь.
Веры в успешность предприятия не было, как не было веры в твердое слово друга этих достославных дней. Время, однако, убывало. Был еще шанс воспользоваться попуткой — сплав или другая какая надобность. Но в этом случае свобода передвижения и график ограничивались желанием хозяина. Отстань от плавсредства — и снова блукай, ищи доброго дядю.
Ночь эту он провел в тяжелых раздумьях в гостинице, потом, часов около восьми, он, наскоро умывшись, побежал на озеро. Саша был уже там. Каргополочка маялась в камышах.
… — Первый порог и есть Мертвая Голова.
— Отчего так страшно?
— Много душ там загублено. На хрена тебе вообще-то это все?
— Да заел ты меня вопросами. Не хочу никого видеть. Я же говорил. А так сплавлюсь по реке и все.
— Ты же не речной. Если что, помощь от тебя проблематична.
— Да не пальцем я делан, Саня!
— Ну, ладно. Ты сам решил. Да и воды в этом году хорошо привалило. Много воды. А иначе бы я не пошел. А на Бирючевских порогах лоцмана будем брать. Там я не совладаю. До Волосова домчим и немного далее. Там ты сам по себе, я сам. Сколько заплатишь?
— Ты будешь приятно удивлен.
До вечера укладывались. Взяли — палатку, крупы, подсолнечного масла, водки, чаю, сухарей, десять банок тушенки.
— Ты что, сердечник? — спросил Алексей своего попутчика и рулевого, потрясывая баночками валидольными, которых теперь уже и не сыскать. С навинчивающимися пробками, из дюральки какой-то, мы ими играли в детстве.
— Там спички и боковины коробка. Немного пороха. Всего четыре. Две мне, две тебе. Всегда сухо. Спрячь туда, где держишь баксы. Чтобы не промокли. Я другого способа не вижу. Вернее, не привык.
— Так есть же зажигалки, полулитровая баночка из под джин-тоника подойдет. Туда много чего можно всунуть.
— Ты туда свое завещание всунь. Джин-тоник твой вместе с рюкзаком уплывет, что будешь делать?
— Убедил.
— И еще вот что.
— Что?
— Мобильник твой где?
— А зачем он мне?
— То есть как?
— Кому звонить?
— То есть, как кому?
— Ну, кому? Отдыхаю я. В отпуске.
— Я так думаю, что по мобильнику тебя всегда высчитают. Оттого он отключен и аккумулятор вынут.
— Фильмов насмотрелся?
— Каких?
— Шпионских.
— И их тоже. Ладно. Поплыли. Я просто хотел домой позвонить. Что на день-другой уплыл.
— А как ты собирался? Дома никого не было?
— Ни души. Ладно. Жди.
Саша ушел примерно на час. Докладывался. Вернулся злой.
— Поплыли.
С двустволкой своей он не церемонился. Просто положил на дно, ближе к корме. Патронов коробку, запаянную в полиэтилен, на дно своего рюкзака, а жестянку с боевым припасом расположил в рюкзак Алексея… Два коротких спиннинга, удочка-телескоп, еще одна жестянка с рыбацкими снастями, деревяшки с донками, лопатка. Паспорт в кармане, за отель заплачено вперед и надолго. Прощай, Родина.
…Когда-то в том месте, где буруны особенно охочи до хрупких и неразумных тел странников по водам, не разбирая, кто из них лихой человек, а кто Данила-мастер, или местный флотоводец, из воды торчала белая каменная плита. Работа лоцмана требовалась филигранная и, отчасти, интуитивная. Те, кто ходил по онежским порогам, а Мертвая Голова, по большому счету, и не самый большой кошмар, по слухам, были накоротке с тонкими мирами. А чтобы онежские пороги ввести в промышленный оборот, самые кромешные камни сплавщики взорвали.
— Что же ты делаешь, собака? — спросил Алексей.
— А ты не видишь?
— Сервируешь стол с выпивкой.
— Ты законов и традиций не знаешь наших. Без этого дела в реку не входят.
— Да у вас из дому не выходят без этого дела.
— И входят и выходят. Это все иллюзия. Бери стакан.
— Я на водоеме не пью.
— Это ты на рыбалке, хочешь пей, хочешь спи. А здесь дело мужское. Если не выпьешь, я встану и уйду.
Он подчинился, в два глотка маханул эти сто пятьдесят грамм домашнего вина и заел семужкой. Семужки этой было в Каргополе, что репы на огороде. Избыток. Саша после исполнения ритуала спокойно завернулся в плащ-палатку, лег на бок, ближе к корме и приготовился спать.
— А я?
— А ты греби по малой. Спокойно пока и тихо. Давай помалу. Я читать люблю. Ты меня немного не так конкретизируешь. Я живу тут и под себя не гажу. А все, что попадает в руки про рыбалку, зачитываю до изнеможения. Ну нет самолета, рыбалка есть.
Вот, к примеру, спор о том, что «поймал — отпустил», травмирует рыбу, вызывает у нее стресс, она отказывается нереститься. А чем, скажи мне, у рыбы не стресс, когда ее зюзьгой перекидывают из котла дальше в реку (если маленькая), или на добрые зубы — если большая. Тут прочел про то, как уколотая крючком рыба от стресса скатывается в море, там набирает вес и снова, довольная, еще большего размера, устремляется в реку, радостная и величавая. Запрет продажи сетей? В Америке вводили запрет на спиртное — к чему привело, все знают, в СССР запретили вино — страна рухнула. Отбери у народа рыбалку, тысячи семей распадутся, так как будут мужики по домам сидеть и на глазах у семьи и детей водку глычкать, вместо того, чтобы на природе в мужской компании два дня в стельку упиваться, а потом денек нормально порыбачить да рыбки домой принести.
— Тебе бы, Саня, в правительстве сидеть. Или в телевизоре. Доходчиво говоришь. По-рабочему.
— Самолеты отобрали и рыбу отберут. Браконьерство — это уже другая стезя, это как золото — чем дальше, тем больше охота, азарт, нажива — да еще черти знают, сколько причин — вот корень беды. А не старичок с удочкой или банкой с блесной на подвязке. Про традиционный лов жителей вообще забыли. Чукчи, саамы, вепсы, еще хрен пойми какие удмурты могут заниматься традиционным ловом, а я, понимаете ли, природный Болотников, не могу? Так получается? Избить мужика или пенсионера, которые и так еле сводят концы с концами в это чумное время, ума много не надо. Абрэка бить сразу на месте и сильно, если абрэк. И не объяснять ничего, не пытаться перевоспитать. Безработный, пенсионер, бизнесмен… все получат столько, сколько им причитается, сначала их втопчут в болото, а потом выкинут в реку, в пороги. Я видел таких людей, которые после такого вправления мозгов сказали — да ну его, такую жизнь, буду лучше жить спокойней… И делалось это не нашими инспекторами. Проплаченные лосяры. Волкодавы.
