— А лодку?
— А лодку я тебе свою не дам. Считай, ее у меня нет. Да и лодка нужна толковая.
— А можно ее поиск сделать конфиденциальным?
— Да что такого у тебя с леспромхозом и толстяком этим?
— Спор хозяйствующих субъектов. Только затруднительно объяснить, чей. Соглашайся, брат, не обижу.
Дом, где квартира Болотникова, сразу за огородами. Подъезд второй, этаж второй. Они поднимаются.
— Благоверная сейчас на службе.
— А девки?
— А кто их знает. Шастают где-то.
Саша накрыл на кухне. Суп гороховый, со свиной копченой косточкой, неизбежные пироги и брага.
Жил Саша просто и чисто. Комнат три и все раздельные. В одной дочки, в другой родители, третья — гостиная. Принадлежности для ловли повсюду, в разной стадии ремонта и готовности. Брага — на кухне, на стенах — ковры, на полке — джентльменский набор книг. Хрусталь в стенке и телевизор в углу. «Панасоник». Все, как у людей. Вот и модели самолетов и фуражка аэрофлотовская. Бывший техник гражданской авиации. И фото на стенке. Юный и веселый Саша. А рядом, видимо, родители. А вот и девки. Что-то промелькнуло и только.
Саша откровенно ерзал, неохотно копаясь ложкой в своей тарелке. Алексей догадался.
— Водки?
— Да я бы мигом. Тут недалеко. Моя самогон вылила.
— Стольника хватит?
— Ага. Еще останется. А, может, бражки?
— Не…
Вот она какая, Родина. Только никакого Саши в своем детстве он не мог вспомнить. Разминулись они чуть-чуть. В разных нишах существовали. А дальше произошло то, чего не должно было произойти. Глядя в кухонное окно, он видел, как Саша возвращался из магазина не один. Очевидно, это была одна из его дочерей. И если это было не галлюцинацией, то шла рядом с ним девушка под условным именем Татьяна.
— Гости у нас. Сидим, кушаем.
Нужно отдать ей должное — виду не подала, прихватила со стола пирога кусок, чаю холодного плесканула в кружку, поморщилась и убралась в свою комнату. Музыку включила. Попсу голимую.
— Отведай нашей.
— Ага, — согласно кивнул Алексей и, не чувствуя вкуса, выпил. Потом, также на автопилоте, похлебал супа, погрыз ребрышко.
Саша пил и закусывал от души…
— Я отвык от цивилизации. Не останусь у тебя, — решил Алексей.
— Как не останешься?
— Да мне так лучше.
— Да не стеснишь ты никого.
— Да я ни о том.
— А познакомиться с супругой? Она знает.
— Попозже. Девки у тебя красивые.
— По одной судишь? Мелкая еще краше. Только дома им не сидится.
— А где они? Что делают?
— Тусуются. Вином попахивают. Но теперь все по-другому пойдет.
— Почему?
— У меня проект есть. Национальный.
— Расскажи…
— Потом. Мне — только денег немного.
— Немного это сколько?
— Немного.
— Звать-то ее как? Старшую?
— Арина.
— Да ты что?
— Жена Пушкина любит. Если бы могла, Ариной Родионовной нарекла бы.
— А ты?
— А что я? Мне мужик в доме нужен. Только где дом-то?
— А где самолеты?
Саша задумался.
— А как же конспирация твоя? Леспромхоз, или что там еще?
— Да кому я нужен? Проберусь потихоньку в номер и лягу.
— Ну, давай.
Когда они выходили из дома, Алексей оглянулся.
…К поиску лодки приступили вскоре, но процесс выбора принял долгий, вялотекущий характер. Лодку выбирали долго. Казалось бы, чего такого? Вон их сколько. И деньги всем нужны. Но нет. Как обрезало. Лодки эти еще родителями сделаны или куплены в большинстве своем. Речь даже не о средствах производства и передвижения. Речь опять же о той самой непостижимой сущности бытия. Продавать отказывались и по рекомендации Саши, и просто по предложению купли-продажи. В одном доме потрачено было рублей триста на «знакомство». Но когда уже стали бить по рукам, хозяин, лет под семьдесят крепкий старикан, внезапно отказался от сделки и, чтобы далее не искушаться, отправился на огороды.
— Вот же болото! — в сердцах даже топнул ногой потомок великого, то ли бандита, то ли предтечи двигателя революции.
— А скажи мне, брат, откуда берутся эти самые болота?
— От сытости и прозябания. А ты как прозреваешь?
Они сидели на берегу реки, ощущая совокупную ущербность. Один — как не принятый местным социумом перекати-поле «гранд турист»; а другой — как отвергаемый родным обществом посредник. Родина не продается. Несомненно, существовал какой-то заговор. Негласное соглашение.
— Кстати, о болотах. Изложи, — попросил Саша.
— Хорошо. Только потом ты мне расскажешь свою версию. По пивку?
— Не хочу.
— Ладно. Тогда слушай. Жило себе среди лесов глубокое и чистое озеро.
— Как Лаче…
— Лаче было совсем другим водоемом. Это уже остаток прошлой роскоши.
— Допустим.
— Утки, гуси, всего много и регулярно. Прилетели, покормились, потом в теплые страны, а на озере круговорот воды, насекомых, рыбы и так далее, и прочее.
— А рыба здесь причем?
— Птицы приносят на лапах икру из других водоемов, семена — БИОС, короче.
— А щуки?
— Что щуки?
— Щуки и судаки птиц ловят за милую душу.
— Это все — часть круговорота. Ничего плохого в этом нет. Птицы не очень шуструю молодь рыб скушают, а хищная рыба квелого и малого утенка. Или гуся. А в воде отражаются ельники и сосняки. Но деревья не вечны. Если их не сводить наукообразно и не взращивать, они падают. Ну, от силы лет двести сосна проживет. Они все плотней и плотней. Под ними накапливается влага. Гниль. И появляется мох. «Сфагнум» его называют. Красивое имя?
— Складно.
— Потом тростник, сабельники, со дна гречишник. Кувшинки. И все это умирает и падает на дно. А ил имеет свойство двигаться в сторону берега. Гнилое — не мертвое. Мертвое то, что в гниль попадет. Душа из него выходит. Душа озер и огородов. И получается нежить. Сладкий сон о светлом будущем. Потом образуются сплавины и ложная суша. Марь. Мох «сфагнум» селится уже на мари и уплотняет ее. Тут и деревья могут прорасти, пуская корни в мертвечину эту. Ива любит такую жизнь. И где она — там полная иллюзия суши. Только покачивается под тобой. В других местах только иллюзия. Ступи — и пропал. Время течет и мох завладевает всей поверхностью озера, давит растения, они гниют, потом будет торф, перегной. Появится вереск. За клюквой пойдут люди. Те, что будут после нас. Или не будут.
