Он оглянулся и увидел Барчука, скачущего в его сторону. Уйгуры закрывали глаза своих лошадей тканью, и животные шли вслепую. Чингис попробовал проделать то же самое, но непривыкшие кони храпели и брыкались, отказываясь повиноваться, пока не снимут тряпку, а потом страдали от жары. У многих на веках запеклась беловато-желтая корка гноя, которую нужно было смазать целебной мазью, однако не раньше, чем войско выберется из пустыни. Какими бы выносливыми ни были лошади, с ними приходилось делить драгоценную воду, ведь без них новый народ наверняка бы погиб в песках.
Барчук, показав что-то на земле, несколько раз взмахнул рукой и спросил, перекрикивая ветер:
— Повелитель, видишь в песке синие крупинки?
Чингис кивнул — говорить было трудно, рот пересох.
— Они отмечают начало последнего отрезка пути до гор Иньшань. Здесь есть медь. Мы торговали медью с жителями Западного Ся.
— Далеко ли еще до гор? — спросил Чингис хрипло, не желая понапрасну обнадеживаться.
Барчук по-монгольски невозмутимо пожал плечами:
— Мы точно не знаем, но торговцы из Ся приезжают сюда вполне бодрыми, а на их лошадях почти не бывает пыли. Думаю, недалеко.
Чингис оглянулся на молчаливую массу всадников и повозок. Он привел в пустыню шестьдесят тысяч воинов и столько же их жен и детей. Хвост из повозок уходил далеко назад, очертания сливались, и самые последние казались темными пятнышками, колышущимися от дневного зноя. Вода почти закончилась, значит, вскоре придется забить скот и взять с собой столько мяса, сколько хватит сил унести, бросив остальное в песках. Барчук проследил за его взглядом и рассмеялся:
— Они много страдали, повелитель. Верь: совсем скоро мы постучимся в ворота Си Ся.
Чингис устало фыркнул. Благодаря хану уйгуров они оказались в этом унылом месте. О богатстве и плодородии государства Ся известно только со слов Барчука. Ни один из уйгурских воинов не переходил через горы, граничащие с пустыней на юге, и продумать план нападения заранее было невозможно. Чингис сердито размышлял об этом, когда очередной скорпион метнулся по песку от его лошади. Вся надежда была на брешь в обороне тангутов, но Чингис не мог отогнать мысль об огромном каменном городе, высоком, словно горы. Увидев такое чудо, его всадники, пожалуй, замрут в бессильном удивлении.
Песок под копытами коня постепенно стал синевато-зеленым, и вскоре широкие разноцветные полосы разбежались во всех направлениях. Во время привалов дети рисовали на песке и швыряли его в воздух. Чингис в отличие от них не радовался — запасы воды таяли, а от ночного холода не спасали даже разогретые камни.
Развлечений никаких не было, и вечерами люди почти сразу же забывались тяжелым сном. Дважды за двенадцать дней Чингиса звали разрешить спор между племенами: жара и жажда сделали воинов раздражительными и злыми. Оба раза Чингис велел казнить зачинщиков и дал понять, что никому не позволит нарушать покой лагеря. Он сказал, что сейчас они идут по вражеским землям. Если военачальники не справляются с беспорядками, ему придется вмешаться самому, и пощады не будет. Предупреждения хватило, чтобы удержать горячие головы от открытого неповиновения, но Чингис знал: управлять монголами всегда было нелегко, а от долгих часов молчания они стали еще упрямее и несговорчивее.
Четырнадцатый рассвет вновь принес жару, и Чингис только поморщился и сбросил одеяло, оставив развороченное каменное ложе слугам — пусть соберут булыжники для следующей ночевки. Кости ломило, все тело чесалось под коркой грязи. Сыновья затеяли возню. Когда маленький Джучи нечаянно налетел на Чингиса, тот шлепнул его с такой силой, что малыш разревелся и побежал к матери. Под раскаленным солнцем пустыни у всех сдавали нервы, и только обещание Барчука, что в конце пути их ждет зеленая долина и прозрачный поток, заставляло людей всматриваться в даль и представлять себе эту прекрасную картину.
На шестнадцатый день на горизонте показалась гряда невысоких темных холмов. Воины-уйгуры, посланные на разведку, вернулись легким галопом, их лошади поднимали клубы песка, вырываясь из его цепкой хватки. Земля вокруг стала почти зеленой от меди, кое-где торчали черные скалы, острые, словно клинки. Семьи снова увидели лишайники и чахлые кустики, которые цеплялись за жизнь в тени скал, а на рассвете охотники принесли волков и зайцев, пойманных в расставленные накануне капканы. Люди немного воспрянули духом, но все страдали от жажды и воспалившихся глаз, и потому обстановка в лагере была довольно мрачная. Невзирая на усталость, Чингис усилил дозоры и заставил мужчин упражняться с мечами и луками. Исхудавшие, почерневшие под палящими лучами, воины повиновались приказу с мрачной решимостью — никто не желал выглядеть слабым в глазах великого хана. Мало-помалу обоз стал двигаться быстрее, более тяжелые повозки оказались в самом хвосте.
Приблизившись к холмам, Чингис увидел, что они выше, чем казалось издали. Они были из черного камня, совсем как скалы, которые пробивались сквозь песок, острые и крутые. По таким не взберешься, придется искать или ущелье, или обходной путь. Повозки стали гораздо легче после того, как вода почти закончилась. Впрочем, Чингис знал: люди начнут умирать, если не найдут обещанную долину. Да, племена подчинились ему, назвали своим ханом. Но если он привел их в гиблое место, где всех ждет смерть от жары, они отомстят, пока еще есть силы. Чингис, выпрямившись и хватая воздух изъязвленным ртом, погнал лошадь вперед. За его спиной глухо роптали воины.
У подножия гор Хачиун и Хасар, щурясь, вглядывались в раскаленный воздух. Вместе с двумя разведчиками они обогнали остальное войско, чтобы отыскать путь. Наметанный глаз одного из воинов нашел между скал многообещающую расселину. И действительно, почти отвесные склоны расступились, впустив четырех всадников в узкое ущелье, где топот копыт отдавался гулким эхом. С обеих сторон скалы поднимались в небо, неприступные для людей, не говоря уже о повозках и лошадях. Самый неискушенный следопыт заметил бы на земле широкую тропу, и разведчики пустили лошадей в галоп, ожидая, что еще немного — и они смогут доложить хану, что нашли дорогу в Западное Ся.
Всадники повернули и, остановив лошадей, замерли в удивленном молчании. Выход из ущелья преграждала стена из огромных черных камней. Казалось невозможным сдвинуть с места хотя бы одну из этих глыб, да и сама стена выглядела странно и непривычно для кочевников. У них не было ремесленников, работающих с камнем. Четкие линии, гладкие поверхности свидетельствовали, что стена — дело человеческих рук. Монголы, раньше не встречавшие сооружений такого размера, могли сопоставить стену только с долинами и скалами, сотворенными природой. В самом низу находилось последнее доказательство ее рукотворности: ворота из темного железа, древние и прочные на вид.
— Вы только посмотрите, какая она высокая! — покачал головой Хачиун. — Как же нам попасть внутрь?
Разведчики лишь пожали плечами, а Хасар тихо присвистнул.
— В этом покинутом духами месте легко угодить в ловушку. Надо срочно предупредить Чингиса, пока он не привел сюда остальных.
