— Вставай, — коротко сказал он. — Поедешь с нами.
Я быстро оделся. Натянул на бушлат разгрузку с магазинами. Сунул в карман пару гранат.
— Куда?
— Сейчас увидишь.
Ребята уже сидят в броне: Першинг, Пес, Заяц, Клок.
Моросил мелкий холодный дождь. Из невесомого серого марева, прикрывавшего неспешное отступление февральской ночи, сбоку от дороги показалось серое приземистое здание бывшего коровника. Тусклый желтый комочек еще холодного солнца едва продавливал ватные клубы зависшей в воздухе влаги, медленно обрисовывая желтое поле, перепаханное танковыми гусеницами.
— Машину замаскировать, чтобы не было видно с дороги. Выпейте чаю, согрейтесь. Водки не дам, вы нужны в здравом уме.
Пока мы, обжигаясь, глотали горячий чай, Степаныч излагает свою пропозицию.
— Ситуация, хлопцы, такая. Олега убил Зелимхан Мурдалов, информация точная. Его машина сейчас стоит на блоке. В машине он не один. Там его трогать нельзя, много свидетелей. Через полчаса он будет здесь или возле кошары, если двинется по грунтовке.
До кошары отсюда чуть больше километра. Здесь остаются Леха, Клок и Першинг. Першинг останавливает машину, остальные страхуют. Клок со снайперкой, Леха за пулеметом. Но надо взять его живым и желательно без стрельбы. Потом допросим, с кем он был.
Я, Пес и Заяц выдвигаемся к кошаре. Услышите стрельбу, выдвигаетесь в нашу сторону, мы соответственно в вашу. Потопали.
Трое мужчин след в след побежали по еле заметной тропинке в сторону предгорий.
Через минуту группа растворилась в дождливом мареве.
Першинг уходит вперед. Клок, прихватив винтовку, залезает на крышу. Я сижу в машине, через триплекс смотрю на серую скользкую дорогу. Тепло выветривается, влага и холод ползут под бушлат. Минут через пять раздается стук по броне.
— Леха, мне отойти надо. Обосссс-смотреться.
— А чего ты стесняешься? Делал бы здесь свои дела.
— Да не могу я под дождем. Надо сосредоточиться…
— Ладно, вали, делай свое грязное дело.
Першинг, прихватив кусок газеты, скрывается в глубине коровника. Его нет почему-то очень долго.
На мокрой дороге появляется старая красная «семерка».
Из машины выходит водитель. Рыжая борода, куртка от армейского камуфляжа, непонятного цвета штаны. Не хватает только зеленой повязки и перемотанного изолентой автомата. Узнаю старого знакомого, с кадыком. Я почти уверен, это и есть Мурдалов.
По плану их должен был встретить Першинг. Но его нет, и что теперь делать мне?
Мой знакомец ныряет куда-то в развалины и через минуту появляется обратно с каким-то длинным свертком, завернутым в полиэтилен. А вот и снайперская винтовка. На работу собрался, с-сука! Наших ребят отстреливать.
Затаив дыхание, навожу стволы пулеметов на лобовое стекло.
— Где Першинг? Почему не стреляет Клок? Уйдет ведь, тварь!..
Чеченец уже садится за руль. Поворачивает ключ зажигания. Двигатель начинает работать.
— Господи, помоги! Огонь!
Затаив дыхание, выжимаю кнопку.
Пулеметная очередь вдребезги разносит стекла, рвет металлическую обшивку дверей и кузова. И как-то резко наступает тишина. Я хочу подойти к расстрелянной машине и понимаю, что ноги едва слушаются меня. Из развороченного кузова тянет сладким и приторным запахом парного мяса, развороченных внутренностей. Вместо лица у чеченца кровавая каша.
Пули разворотили ему грудь и живот. Красное мясо, сизые кишки. Кровь идет сгустками, темными пятнами оседая в грязи.
Надо обыскать труп. У него должны быть документы. Мои пальцы возятся в кровавом месиве. Водительские права, паспорт залиты липкой кровью…
Все как в тумане, секунды кажутся вечностью. У меня возникает ощущение, что это происходит не со мной. И липкое противное ощущение крови на лице, мне кажется, что меня ею просто умыли. Прихожу в себя от боли в руках. Я тру ладони куском кирпича, я содрал кожу, стараясь стереть кровь.
Опускаюсь на корточки, Першинг сует мне в рот зажженную сигарету. Догорая, она обжигает мне пальцы, и я автоматически прикуриваю от нее новую. Совершенно не помню, как появился Прибный.
— Кто стрелял?
Я молчу.
Степаныч оглядывается по сторонам, заглядывает в машину и горестно машет рукой.
— Клок, быстро тащи бензин, и уходим. Нас здесь не было.
— Степаныч, у него же оружие было, винтовка.
— Оружие тоже в огонь.
Кто-то из ребят пробует возразить:
— А может быть, доставить его в комендатуру? Это же боевик. Да и Олег на его совести.
Прибный взрывается:
— Может быть, кто-нибудь из вас хочет стать новым Ульманом? Или Будановым?.. Выполнять приказ! Все на броню. Уходим.
Клок уже бежит с канистрой. Долго возится перед машиной. Наконец вспыхивает пламя.
УХО
Первым на Клока обратил внимание Саня Спесивцев. Он все косился и косился на него, а потом, когда Клок вышел из кубрика, подошел к Прибному.
— Командир, тебе не кажется, что Клок под постоянным кайфом?
Степаныч чистит автомат. Смазывает его маслом, любовно полирует мягкой ветошью.
— Ну и что? У нас половина роты, если не на службе, к вечеру под кайфом. Вино вместо воды пьем. Сам же знаешь.
— От него перегаром никогда не пахнет. Он вообще не пьет!
Прибный вздыхает и нажимает спусковой крючок. Оружие щелкает. Степаныч продолжает нажимать спусковой крючок снова и снова:
— Щелк!.. Щелк!.. Щелк…
— Что у него? Колеса или наркотики?
— Не знаю. Но на торчков я в зоне насмотрелся. У него глаза обмороженные, как у рыбы.
— Ну да, ну да…
Входит Клок. Прибный подходит к нему вплотную, долго-долго смотрит в глаза.
— Раздевайся!
— Зачем?
— Затем. Медосмотр буду проводить.
Степаныч внимательно осматривает вены.
— Одевайся. Выворачивай тумбочку! Теперь сумку!
На дне сумки теплый свитер, дополнительное белье, завернутый в узел носовой платок. Степаныч развязывает узел.
Первой мыслью было, что Клок зачем-то прячет грязную курагу. Домыслить я не успел, почувствовал, как тошнота поднимается к горлу. Пережив два рвотных позыва, но так и не срыгнув, я выдохнул:
— Бля-я-я!..
Кажется, что это сказали все…
Невозмутимым остался только Прибный. Он потрогал сморщенное человеческое ухо пальцем. Понюхал. Мне показалось, что сейчас он его лизнет…
