— Не забывай, — произнесла прабабка Хейзл спустя пару минут, — ты тоже Карлоу.
Неприятный скрип в ее голосе, казалось, чуть смягчился — если нечто подобное могло произойти с Эффи. В ту же секунду Хейзл рванулась прочь, дернув головой и спрятав взгляд. Эффи отпустила правнучку и выставила детей на улицу. Тучи, громоздящиеся друг на друга, затмили последний дневной свет, мрак дома словно преследовал путешественников по дороге. Услышав, как закрылась входная дверь — не с грохотом, а с тихим щелчком, — они отправились в обратный путь, держась обочины дороги.
— Она действительно обладает какой-то силой, — спросил Натан, — или лишь считает, что так? В ней определенно есть что-то зловещее.
Хейзл поежилась.
— Мама говорит, что она обладает Зрением, что бы это ни значило. Помню, как-то раз она за неделю предсказала смерть дяди Гэвина.
— Когда это случилось?
— Давным-давно. Почти год назад. Ты тогда был в школе.
— Твой дядя болел? — скептически уточнил Натан. — В конце концов, когда человек серьезно болен, нетрудно предположить время его смерти.
— Нет, он не болел. Он умер от нервизмы — или как ее там. Совершенно неожиданно.
Некоторое время они шли молча. Натан хмурился.
— Что она имела в виду, говоря, что ты тоже Карлоу? Хейзл не ответила.
— Она считает, что и у тебя есть сила, да? Что ты унаследовала что-то вроде гена колдовства?
— Я нормальная, — оборвала друга Хейзл. — Я такая же нормальная, как все. Не хочу быть похожей на нее. Да и у мамы не заметно никаких сверхъестественных способностей. Если бы она ими обладала, то могла бы справиться с папой.
— Иногда гены проявляются через поколение, — авторитетно заявил Натан. — Как рецессивный признак. Мы проходили это по биологии.
— Слушай, никакая я не ведьма, ясно? — разозлилась Хейзл. Когда она была расстроена, голос ее звучал глухо. — Я не верю в ведьм — даже в прабабушку Эффи. Я обычная девочка.
— Жаль, — проронил Натан. — Было бы здорово, если бы ты оказалась ведьмой. Ведь мы так и не продвинулись в вопросе других миров, правда?
Хейзл шла, снова погрузившись в молчание и шаркая ногами. Похоже, она все еще не могла пережить обвинения в колдовстве.
«Придется спросить дядю Барти, — решил Натан, — только попозже. Когда я увижу новые сны».
Время шло, Натану снилась чаша, он просыпался под чей-то шепот; но еще долго ему не доводилось попасть в чужой мир.
* * *
Анни тоже давно не слышала и не ощущала своих преследователей, хотя по мере того, как весна плавно перетекала в лето, часто гуляла одна по лесам и по лугам, как бы подзадоривая тени, призывая следовать за собой. Оставаясь в дружеских отношениях с Майклом, она, тем не менее, больше не заходила к нему, с беспокойством вспоминая единственный вечер, проведенный в том доме, и его последствия. Рианна бывала в деревне в промежутках между съемками и однажды даже заглянула в лавку. За две недели до того Анни видела ее в старой мелодраме по телевизору — тем острее ощутила она контраст между шикарной дамой на экране и тем, что представляла она собой в обыденной жизни. Лицо Рианны было измождено, почти уродливо; вокруг глаз залегли тени, ненакрашенные губы оказались бледными и бесформенными. Она не носила украшений — даже обручального кольца. Неужели людская молва донесла до Рианны слухи о якобы существующей между Майклом и Анни связи? Однако Анни была твердо уверена, что это не так; да и как Рианна могла услышать, о чем сплетничают деревенские жители, когда она избегала местных пересудов и почти всегда пребывала в разъездах?
— Слышала, у вас есть сын, — сказала Рианна. — Двенадцати или тринадцати лет?
— Ему двенадцать.
— Говорят, он очень необычный для своего возраста.
— Для меня он особенный, — с нежностью отозвалась о сыне Анни.
— Полагаю, в нем есть восточная кровь?
В словах Рианны Анни послышался легкий намек, и она изо всех сил постаралась скрыть вспыхнувшую искорку раздражения.
— В самом деле?
Если это и прозвучало недружелюбно, Рианна сделала вид, что не заметила.
— Кем был его отец? — спросила она. В ее голосе чувствовалась нотка усталости, словно вопрос был скорее обыденным, нежели намеренным; однако сузившиеся глаза смотрели внимательно — или Анни лишь так казалось: в полумраке магазина нельзя было судить наверняка.
— Он был моим мужем, — ответила она.
На миг Рианна застыла, возможно, почувствовав пренебрежение Анни; затем отвернулась и, больше ни о чем не спросив, вышла из лавки.
«Ее больше интересует Натан, чем моя дружба с Майклом», — подумала Анни. Данный факт показался ей столь необъяснимым, что она решила при удобной возможности рассказать обо всем Бартелми.
На кухне Торнхилла Бартелми выслушал ее рассказ с обычным невозмутимым видом. Как всегда, на плите попыхивал котелок с отваром; Анни не могла припомнить ни единого случая, чтобы его там не было. И вдруг ей подумалось, что это тот же самый котелок, что и в вечер ее прихода сюда, — содержимое его перемешивали, пробовали на вкус, добавляли, но никогда не меняли; с годами оно лишь становилось богаче и ароматнее. От запаха, вырывающегося из-под крышки, у Анни по-прежнему бежали слюнки, и кружка бульона — которым Бартелми угощал исключительно редко и нехотя — утоляла голод и грела душу, как ничто другое.
— Вы когда-нибудь меняете бульон в той кастрюльке? — спросила она.
— Хороший отвар должен настояться, — ответил Бартелми. — Чем дольше, тем лучше.
— И как долго? — поинтересовалась Анни.
Он не ответил.
— Не переживай из-за Рианны Сарду, — наконец произнес Бартелми. — Возможно, она спрашивала из любопытства.
— С чего ей любопытствовать по поводу Натана? — настаивала Анни. — Должно быть, Майкл рассказывал ей о нем, но… какое ей дело до его отца?
— Может, просто попала пальцем в небо? Вдруг Рианна из тех, что любят расспрашивать обо всем подряд. Она когда-нибудь видела Натана?
— Сомневаюсь. Натану нравится Майкл, так что, думаю, он обязательно рассказал бы мне, если бы встретился с его женой.
— М-м… Ну, несомненно, правда откроется — в свое время. События — как отвар в котле — должны вызреть. Ты молода и нетерпелива.
— Не так уж и молода, — возразила Анни, — мне тридцать шесть.
— А сколько лет Рианне Сарду, как по-твоему?
— Под сорок… Думаю, она старше Майкла. А что?
— Да просто так, интересно, — отозвался Бартелми.
* * *
После ухода Анни Бартелми сидел в гостиной с Гувером, попивая сладкий чай и не сводя взгляда с огня в камине.
— Зачем я сюда пришел? — спросил он, в общем-то не обращаясь ни к кому конкретно, однако пес приподнял одно ухо. — Я умею читать знаки, но никогда в жизни не следовал им. За все эти годы мне явилось только несколько знамений. А я всегда мечтал лишь исцелять недуги и готовить. Понимаешь, Рукуш: это две стороны одной медали. Лекарства и зелья исцеляют болезнь, хорошая пища делает сильным тело, а великолепная еда… о, великолепная еда питает душу. Я могу приготовить десерт, который превратит крестьянина в поэта, могу усмирить гнев тирана при помощи супов и соусов; могу так поджарить вырезку, что от ее нежности гордец сделается кроток, а атеист поверит в Бога. Только о такой силе я всегда мечтал. Но когда мне в дыму явилось видение, я пришел сюда и стал ждать. И в день, когда Анни постучала в мою дверь, я знал, что ждал именно этого. Анни с ребенком. И все же я до сих пор не знаю зачем. Вопросов всегда больше, чем ответов. Думаю, пора поплотнее задернуть шторы и разжечь другое пламя.
