Пролог Часовня
Грааль
Та чаша дьяволом ваялась,
Чтоб бога кровь в себе хранить;
Рожден ей сонм созданий бледных
И заплетен в сказанья нить.
Ее точили в Преисподней —
В начале дней, до Рождества;
Творенье ангелы, похитив,
Сокрыли, как гласит молва, —
И даровали вечность жизни.
Бессмертье смерти, сон без снов.
Над призрачными власть Вратами
Из яви — в вымысел миров.
Сосуд сей душу отравляет,
А кровь — легенд вздымает рой,
И пусть мы вечности коснемся.
Дерзнув испить из чаши той.
В тот вечер сквозь лесную чащу двигались трое: мальчик, пес и солнце.
Тень тучи отступила, и солнечные лучи, пробившись сквозь сеть деревьев, протянулись вдоль северо-западного склона холма навстречу двум путешественникам, что шли по тропинке наискосок к свету. Мальчик был смугл — чересчур смугл для народа англосаксов; кожа его имела золотисто-оливковый оттенок, а черные волосы отливали синевой и зеленью; синие и зеленые искорки плясали и в темноте его глаз. Худощавое лицо казалось необычным, серьезным, слишком взрослым для ребенка двенадцати лет. Пес — лохматая дворняга с длинными ногами и своенравным хвостом — трусил рядом с другом, свесив одно ухо и глядя из-под косматых бровей умными карими глазами. Зверя окрестили Гувером, по известной марке пылесоса — из-за его привычки вечно подбирать с пола крошки; впрочем, на самом деле имя у него было другое. А мальчика звали Натан — и это было его истинное имя, по крайней мере, тогда. Большую часть своей недолгой жизни он провел, скитаясь по лесам, и потому знал каждое дерево в окрестностях поместья Торнхилл; а еще здесь, в извилистой Долине, раскинулся Темный лес. Через него не вела ни одна тропинка, и каждый раз, оказавшись там, мальчик искал дорогу заново. Порой ему чудилось, что деревья движутся, шелестя корнями по прелой листве, и даже ручеек, журчащий по дну долины, то и дело играет с ним забавные шутки, меняя русло, как, впрочем, иногда случается с ручьями после внезапного дождя. Здесь стояла удивительная тишина: редкая птица обитала в Темном лесу.
Все окрестные земли когда-то принадлежали роду Торнов (в древних дядиных книжках фамилия писалась как «Тоун»); хозяева построили на дне ложбины часовню — в давно минувшие дни рыцарства и легенд, прежде чем история расставила все по местам. Когда отступник Торн продал душу дьяволу (во всяком случае, ходили такие слухи), часовню разрушила не то молния, не то еще какая сила; развалины же наверняка сохранились и по сей день — в потаенной ложбине под ворохом листвы. Натан с друзьями не раз отправлялся на поиски, правда, неизменно безуспешные. В одной из старых книг утверждалось, что в часовне хранится то ли чаша, то ли потир — некая священная реликвия; вот только Хейзл, лучший друг Натана, утверждала, что ему никогда ее не отыскать, потому что это может сделать лишь тот, кто чист сердцем. (Другие мальчишки говорили, что девчонка не может быть лучшим другом; Натан же не мог взять в толк почему и поступал по собственному разумению.)
Вообще-то в тот вечер он не искал часовню, а просто выгуливал дядиного пса, в компании которого предпочитал пускаться в приключения. Деревья стояли, окутанные легкой дымкой — скорее тенью, нежели туманом; по мере того как друзья спускались глубже в лощину, ветви становились все более узловатыми и сплетались в сети — или же торчали, ощетинившись, во все стороны, норовя зацепить одежду и мех. Натану приходилось тщательно выбирать дорогу, но он редко спотыкался и ни разу не упал; да и пес, при всей кажущейся небрежности движений, вышагивал скоро и уверенно.
Туча над головами миновала, ударил луч солнца, скользнув по голым ветвям и затмевая взор золотистой дымкой. Несколько мгновений Натан шел ослепленный, не разбирая дороги. Затем вдруг лесная подстилка под ногами провалилась — и он упал куда-то в темноту, в дожде из обломков веток и комьев земли, облетевшей древесной коры и сухих листьев.
Пролетев футов десять, мальчик рухнул на подушку из хвороста, смягчившую удар. Похоже, он угодил в какое-то пустое помещение вроде пещеры. Резкие переходы от сумрака к слепящему свету, от света к полутьме сбили Натана с толку; прошло время, прежде чем глаза привыкли. Он поднял голову и увидел дыру с рваными краями, а сквозь нее — залитые солнцем деревья и голову пса, заглядывающего вниз. Натан попытался сказать, что с ним все в порядке, но лишь захрипел. Руки и ноги были все в синяках, зато вроде бы обошлось без переломов; внутренности, пережившие основательную встряску, постепенно возвращались на свои места; чувство тошноты исчезло.
Сверху послышалось царапанье, потом звук скольжения — и вот уже Гувер присоединился к товарищу. Глаза Натана привыкли к темноте; теперь он разглядел прямоугольное помещение длиной примерно в двадцать футов неправдоподобно правильной для естественной пещеры формы. Потолок образовывали спутанные корня деревьев, удерживающие от падения землю; под ним мальчик увидел короткие толстые колонны, сходящиеся вверху в арки, и по обе стороны — смутные очертания стен, возведенных руками человека, со стрельчатыми оконными нишами, забитыми гнилой листвой и спутанными клубнями.
Натан порылся в кармане и извлек фонарик, полученный в подарок на Рождество. Луч был слаб, а тьма — недостаточно густа, чтобы сделать его заметнее; и все же кружок бледно мерцающего света принялся блуждать по массивным колоннам и разломам в стене. Камень выглядел холодным и рыхлым, точно черствый хлеб. Натан встал и пошел вслед за лучом фонарика в темноту; Гувер не отставал ни на шаг.
Слой земли под ногами сделался тонким; сквозь него виднелись каменные плиты — одни растрескавшиеся, другие вздыбленные рвущимися к свету ростками. Луч выхватил фрагменты высеченной на полу надписи и странное маленькое личико, глядящее с наличника: черты были полустерты, выделялись лишь пухлые щеки с ямочками под злобными щелками глаз и пара обломанных рогов.
— Это она, — прошептал Натан. Говорить шепотом не было никакой необходимости, но в подобном месте иначе не получалось. — Потерянная часовня Торнов. А то лицо не очень-то похоже на христианское, верно?
В знак согласия Гувер засопел и принялся молотить хвостом по ноге мальчика.
В дальнем конце помещения друзья набрели на что-то вроде кафедры. («Здесь находился алтарь».) Выше, над алтарем, обнаружилась ниша, занавешенная бахромой корней и припорошенная земельной пылью.
— Наверное, она стояла вот там, — проговорил Натан, — святая реликвия…
Он ощупал нишу, однако та оказалась пуста. Не успел Натан вытащить руку, как раздался звук столь потусторонний, что по коже у мальчика побежали мурашки. Низкое, тихое, утробное рычание. Никогда прежде Натану не приходилось слышать, чтобы Гувер рычал; теперь же пес, оскалившись и не сводя глаз с ниши, принялся медленно, шаг за шагом, отступать. Шерсть на загривке встала дыбом.
