тексты. Они вполне профессиональны. В целом соответствуют требованиям. Я ставлю свою подпись.
– Допустим. Потом не забудьте представить распечатку. А сейчас… так уж и быть, девушки… продемонстрируйте нам с коллегами свое творчество.
Крис откидывает рыженькую челку. Смотрит на чиновника зелеными глазами, и тот почему-то вздрагивает.
– Окей, не буду мешать, – говорит он. И отправляется на шестой ряд.
Певцы и певицы смотрят на дирижера и ждут команды. Фил показывает жестом: идите-ка от греха куда подальше. ВИА «Молодость» отступает в кулисы, и только непонятливый Серега не хочет уходить. Так и стоит в сторонке со своим аккордеоном.
На сцене – Маша и Крис. Все взгляды направлены на них.
Филипп Филиппович то бледнеет, то краснеет. Он снял бабочку и расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. Отошел в сторону и присел на кресло в первом ряду. На него страшно смотреть.
Крис и не смотрит.
Она невозмутимо достает телефон и подключает комбик по bluetooth. В телефоне записан плейбэк: медленные разглушенные барабаны и какой-то совсем уж потусторонний бас. Несколько тактов длится вступление, затем Крис начинает доигрывать свою партию.
Кстати, это не такая уж простая песенка, с пульсирующим ритмом:
Что за город – то ли дождь, то ли снег,
То ли день, то ли вечер.
Я пойду гулять на Невский проспект,
а ты выйдешь навстречу.
В Питере в июле обычно не бывает снега, но уж если ты там живешь, то надо быть готовым ко всему. Хотя и в Архангельске та же беда, и летние пуховики там висят в каждом шкафу.
До сих пор мне было легко
Уходить, не прощаясь.
Одиночество – это такое
Странное счастье.
Да, именно этот текст Крис сочинила совсем недавно, разъезжая в автобусе между домом и институтом. Он немного печальный. Зато про Питер, что и требуется комиссии. Что поделать, если все тексты про Петербург немного печальные.
Может, это не нужно,
Но когда тебе грустно,
Иногда вспоминай меня…
«Вот хотя бы сегодня», – добавила Маша в текстовом сообщении.
Дело в том, что эту песню они придумывали прямо в чате. И репетировали тоже. Они еще ни разу не играли ее вживую.
«Про кого эта песня? – спросил Макс, когда услышал. – Кто главный герой?»
«Там нет героя, – сказала Крис. – Хочешь, ты будешь?»
Ее брат повторил про себя несколько строчек.
«Хочу», – сказал он.
И вот сейчас серьезные мужчины в шестом ряду перешептываются. Возможно, их волнует тот же вопрос. Кто герой?
Последний припев Маша повторяет дважды: в минусовке записано два лишних квадрата про запас. Последние строчки она поет, опустив голову. Это похоже на слепое прослушивание на «Голосе», когда к певцу не обернулся никто из жюри, и он уже готов впасть в отчаяние – и так до самой последней секунды, когда кто-то может еще хлопнуть ладошкой по красной кнопке!
Но по виду членов комиссии нельзя понять ровным счетом ничего.
Номер близится к финалу, когда голубоглазый аккордеонист вдруг выступает вперед и жмет на свои клавиши. И откуда что взялось? Пронзительная тема как будто украдена из старого французского фильма, только такого фильма, который никто никогда не снимал. Этот парень доигрывает мелодию примерно до середины и вдруг замирает на субдоминанте. Словно пугается собственной смелости.
Песня кончилась. И мечта кончилась. Ему тоже ничего не светит. Ни одной, даже самой крохотной звездочки.
Но Машка и Крис оглядываются на него и улыбаются. Крис тянет большой палец вверх. Это «лайк».
Как мало надо музыканту для счастья!
Но в шестом ряду трое серьезных мужчин поднимаются со своих мест. Стоят с каменными лицами. Пехтерев смотрит на часы. «Молодость» давно превысила регламент.
Машка снимает маску и роняет на пол. Ей тяжело дышать.
– Спасибо, – говорит она в микрофон. – Извините. Мы, наверно, пойдем.
Господин Пехтерев видит ее лицо. Его брови ползут наверх. Двое других косятся на него и все еще не понимают.
И тут он не спеша начинает аплодировать: хлоп, хлоп, хлоп. В пустом зале эти хлопки отдаются звонким эхом, как в пещере.
– Вынужден вас поздравить, – говорит он. – Программа в целом принята. Можете исполнять на концертах. Хотите в масках, хотите без. Детали внешности мы не обсуждаем.
Филипп Филиппыч подходит ближе. На ходу он вытирает пот белым платочком.
– Кроме последней авторской композиции, – говорит Пехтерев. – Она не нужна. Давайте договоримся, что мы ее больше не услышим.
– Почему?
– Вы правда не понимаете?
Фил приглаживает волосы.
– Н-ну… по-моему, это по-своему неплохо. Свежо. Талантливо.
– Вот именно поэтому. Из-за этих свежих талантов мы с вами когда-нибудь останемся без работы. Но вы – раньше, чем я. Надеюсь, я донес до вас свою мысль?
– В полном объеме.
– Вот и славно. Вечером обсудим нюансы. А пока что отпускайте ребят по домам. Пусть отдыхают. Валенки штопают. Поплясать еще придется, и не раз. Кстати, – говорит он тише, – напомните, как зовут ту рыженькую?
– Крис. Кристина Кляйн.
– Интересно. В смысле, гитара интересно звучит. И эта, вторая… замаскированная… тоже ничего. Одолжите на корпоративчик в Репино?
Фил молчит.
– Да шучу я, шучу, Филипп Филиппович, успокойтесь, – тихо смеется его собеседник. – Какое там Репино. Какие девочки. Вот лет двадцать назад – это да… Помните опен-эйры на фортах? Как со спонсорами эффективно работали? Туборги-хренуборги… помните?
Фил прозрачно улыбается.
– Вот и правильно, что забыли. Теперь нам с вами о других вещах надо думать. Как вот эти юные таланты поддержать. И удержать. Чтоб они… лыжи не навострили куда не надо. Согласны со мной?
– Это важнейшая задача, – кивает Филипп Филиппович.
Господин Пехтерев мягко берет его за локоть:
– Вот и решайте.
019. Братья по оружию
За сценой бедный Серега догоняет Машу и Крис. Аккордеон он кое-как закинул за спину.
– Девчонки, не уходите, – зовет он. – Меня подождите.
Солистки оборачиваются.
– Не уходите, – повторяет он. – Я ведь знаю, вы все равно когда-нибудь сбежите… из нашего цирка. Но я чего хочу сказать? Если вы уйдете, то я с вами.
Крис неожиданно смеется.
– Слышал сказку про Бременских музыкантов? Там все звери один за другим просились к Трубадуру в группу. Ну, или что-то вроде.
– К трубадурищам, – поправляет Маша. Под маской не видно, смеется она или нет.
Крис пихает ее в бок:
– Сама такая.
Серега улыбается тоже. Поправляет ремень. Его «Вельтмайстер» должен знать немецкие сказки.
Инструмент негромко вздыхает. Кажется, он не против.
– Может, я и осел, конечно, – говорит Серега. – Ну, или кто там. Мне все равно. Я хочу с вами играть.
Его красная шелковая рубаха под мышками
