длинные, как гробы» (Поль Клодель), воспроизводят это бесконечное, томительное движение. Движение в целостности родового тела Хаоса, где жизнь и смерть уже неразличимы в беспросветном мареве бытия. Очень точно на восточный лад говорят по-русски: «По гроб жизни»…
Повторю мою любимую мысль: китайцев на самом деле объединяют не идеи и даже не дела, а… тела. Для них люди едины потому, что имеют одинаковые переживания и желания, идущие от тела, тогда как идеи и понятия, наоборот, людей разделяют (это почти буквальная цитата из китайских источников). Жизненное пространство всегда соотносится с телесным присутствием, и его надо оберегать – в одиночку или сообща. О чем и напоминает забавно переиначенный по-английски наказ «Соблюдай дистанцию» на китайских грузовиках и автобусах:
KEEP THE SPACE.
И подобно тому, как наша телесная интуиция не различает субъект и объект, китайская грамматика не позволяет отличить глагол от существительного. Во дворе роскошного отеля для иностранцев вывешена чудовищная английская надпись, автор которой не понимал разницу между действием и состоянием, зато (видимо, из вежливости) очень хотел преобразить индивидуальную ответственность во всеобщую. Надпись гласит:
PLEASE PROTECTING THE GARDEN.
На следующий день вечером я сижу с таксистом Чжэном и его учителем в ресторане и в очередной раз выслушиваю незыблемые, как мир, правила школ боевого искусства в Китае: школа существует не для драки, а для того, чтобы передавать «великое Дао», нужно быть беззаветно преданным учителю и товарищам по школе, а учитель в зависимости от способностей и нравственных качеств ученика сам решает, что и когда ему преподать; мастера боевого искусства чураются власти и славы, но не дают себя в обиду и т. д. Постепенно приходит понимание, что в аморфном, «рассыпчатом, как песок», китайском обществе такие сплоченные организации в самом деле серьезная сила, и власти не зря их опасаются. Учитель Чжэна – бодрый, с румянцем на щеках мужчина на вид лет сорока, а на самом деле ему, по его словам, уже шестьдесят. Он работает директором по безопасности в компании, строящей автомобильные дороги. Самая мафиозная должность.
Для завершения вечера отправляюсь с моими новыми знакомцами в увеселительное заведение под приличествующим ему названием «Вавилон». Такси Чжэна долго петляет между толстых опор высокого путепровода: какой-то сумасшедший догадался проложить здесь проезжую часть. Уж не сидящий ли рядом со мной ушуист-дорожник, знающий, как использовать великий страх Хаоса для воспитания духа?
Вот и «Вавилон». Внутри вместо вавилонского столпотворения веселящейся молодежи пустынные коридоры. Развлекаются в Китае тоже уединенно, в кругу «своих», при непременном кала-окэй, как китайцы прозвали японское караоке. Заводят в кабинет, приносят пиво с закусками и предлагают попеть в микрофон с приставленными девицами за 200 юаней. Это выше моих сил. Расплачиваюсь и бегу из вавилонского плена.
Оставив позади пляшущие огоньки «Вавилона», такси выносит меня на высокий мост – прямо к темному куполу неба, в котором висит пара тусклых звездочек. Позади меня Чэнду тает в ночной мгле.
Дуцзянъянь. Китайский миф
Дуцзянъянь – небольшой, с виду ничем не примечательный городок в пятидесяти километрах к северо-западу от Чэнду. Но в китайской истории он занимает примечательное место. Здесь в середине III в. до н. э. была построена крупнейшая в Древнем Китае гидротехническая система, действующая до сих пор. Ее создателем был чиновник Ли Бин, назначенный правителем Чэнду вскоре после того, как Сычуаньская котловина стала владением царства Цинь. В этих местах река Миньцзян, делая резкий поворот, вырывается из предгорий Тибета на равнину. Каждый год на реке случалось сильное наводнение, причинявшее большой урон крестьянам. Под руководством Ли Бина здесь прорыли обводной канал, а ниже по течению реки создали сеть оросительных каналов, что избавило народ от наводнений и позволило превратить окрестности Чэнду в цветущий край. Успехи земледелия заложили прочную основу для военного могущества Цинь. За тридцать лет это окраинное, полудикое царство разгромило всех соперников и объединило Китай.
Ли Бин – один из самых почитаемых персонажей китайской истории, тем более что по странному стечению обстоятельств именно в этих местах, по преданию, родился мифический правитель Юй, прославившийся тем, что укротил мировой потоп и «направил течение рек». Не нужно пояснять, какое важное значение в Китае, величайшей земледельческой стране мира, имели мелиоративные работы. Ли Бин снискал репутацию образцового чиновника Поднебесной, места его трудовой славы охотно посещали знатные особы. Не обошли их вниманием и руководители КНР. Именно здесь в 1959 году Мао Цзэдун объявил о своем печально известном плане «большого скачка» – совершить за пару лет прыжок в коммунизм. Увы, грамотный гидротехник – плохой помощник председателю-фантазеру: «большой скачок» с треском провалился, ввергнув страну в разруху и голод.
Ли Бин был в своем роде типичным продуктом политического уклада Цинь, где ценили не знатность и хорошие манеры, а деловитость и эффективные законы. Он был человеком эрудированным, трезво и практически мыслящим. Между тем место, в котором начали строить канал, считалось святым: там издавна поклонялись «духам реки и камней». И вот появилась легенда, повествующая о том, как Ли Бин вступил в схватку с речным богом, имевшим облик быка, и победил его с помощью своей служебной печати. (Ритуальные бои человека с быком существовали в тех краях с незапамятных времен.) Позднее место быка занял рогатый речной дракон. А сам Ли Бин вместе с его сыном, продолжившим дело отца, был обожествлен простым народом: два раза в году в храме, посвященном ему, окрестные жители устраивали пышные празднества, не забывая, впрочем, почтить и его поверженного противника – Драконьего Царя. Дело в Китае обычное: добродетельный чиновник и ученый для образованного сословия становился божеством для простонародья. То и другое составляют два измерения единой мироустроительной миссии китайского мудреца, который всегда живет и действует «в согласии с Небом». Для современного историка легенда о Ли Бине – победителе дракона примечательна тем, что в ней отобразился основополагающий имперский миф: герои империи, осуществляя свою цивилизаторскую миссию, как бы перенимают силу архаических богов, но обращают ее на пользу людям, придают ей моральный смысл.
Миф империи – это миф добродетельной техники или, если угодно, действенной добродетели. Он оправдывается разумностью всеобщего этико-космологического порядка. Еще и в наши дни почтенный пекинский даос Цао Синьи на первой же странице своего комментария к главному даосскому канону «Дао Дэ цзин» заявляет, что действие Великого Пути в том и состоит, чтобы пустить воды рек на крестьянские поля, заставив драконьих царей служить людям. Для китайского «служителя культа» заявление вполне обычное. А боги китайского пантеона были на самом деле обожествленными чиновниками, чья власть проистекала из
