колбасу и ветчину, а огурцы и маслины брала из банки прямо руками.
Подруги молились, чтобы Варвара не заметила, что они не пьют. Но тут Машка оказалась на высоте, очень ловко приладившись выливать водку из своего стаканчика в пустой ящик тумбочки. Затем они менялись стаканами, и Варвара ничего не замечала.
Водка быстро убывала, и Надежда забеспокоилась, что Варвара скопытится раньше времени и заснет прямо здесь, а до дотащить ее до своего номера они не смогут. И вообще, ее позвали для дела.
– А что, девочки, – начала она, – как-то нехорошо мы сидим. Человек погиб, а нам и горя мало. Хоть помянем Альбину, что ли…
– Это можно! – обрадовалась Варвара. – Хоть если честно, я ее и не знала совсем.
– Как не знала, когда ты ее встретила на корпоративе по случаю двадцатилетия издательства?! – Надежда всплеснула руками.
– Да? – Варвара нахмурилась. – Не помню… ой, надо еще выпить, вдруг память прорежется.
«Это вряд ли, – глазами сказала Мария Надежде, но, повинуясь взгляду подруги, произнесла:
– А я вроде вспомнила, что ты с ней тогда разговаривала…
– Ага, – подхватила Надежда Николаевна. – Ты еще спросил: «Это ты?» А она: «Да нет, вы ошиблись…»
Но тут она замолчала, потому что подруга ткнула ее кулаком в бок и кивнула на Варвару.
А с Варварой творилось что-то странное: поставив локти на стол и опершись подбородком на руки, она задрала голову и уставилась на потолок. Затем, не увидев там ничего интересного, схватилась за уши и завертела головой в разные стороны, после чего дернула себя за волосы что есть силы, как барон Мюнхгаузен, взвыла нечеловеческим голосом и с размаху рухнула головой на стол.
«Конец Сатурна», – подумала Надежда.
Однако это был вовсе не конец: Варвара подняла голову, налила себе еще водки и выпила ее как воду. Это ее заметно взбодрило, потому что она торжественно объявила:
– Вспомнила! Теперь вспомнила, а то совершенно из головы вылетело. Как увидела ее третьего дня, все думаю, где я могла эту рожу видеть? А теперь вспомнила.
– Так на корпоративе… – пискнула Машка.
– Это да. Но еще раньше я видела в таком месте…
В то время, как подруги изнывали от нетерпения, Варвара обстоятельно сделала себе еще один бутерброд, налила еще водки и наконец начала рассказ:
– Значит, есть у меня один фанат…
– Только один? – не утерпела Надежда Николаевна.
– Нет, вообще-то их много, я хорошо пишу. Это я говорю без ложной скромности…
– Точно, читать тебя интересно… – поддакнула Надежда, за что получила от Машки злобный ненавидящий взгляд.
– Но тут, понимаешь, какая закавыка, – продолжала Варвара, – они-то, конечно, думают, что В. Молот – это мужик. Такой крутой мачо, сплошные мускулы, все может, всем существующим на свете оружием владеет, все бабы его… ну и так далее. Ну, как они там в издательстве этот вопрос решают, меня не касается, я свое дело делаю, а они – свое. Но однажды вышла у них накладка. К хозяину издательства чуть ли не с ножом к горлу пристал один хороший его приятель: познакомь меня с Молотом – и все тут. Ну, наш мялся-мялся, а потом согласился, только попросил, чтобы все было тихо и остальные фанаты не прознали, что я – это не я. А я что-то не захотела… Не люблю, знаете ли, когда заставляют. Так прямо и сказала: что я вам, какая-то… – тут Варвара вставила неприличное слово, – чтобы какого-то козла по вашему требованию ублажать? И трубку бросила.
– Ой, правильно поступила! – снова встряла Надежда. – Только так и можно!
– Ну да, а только через пять минут тот мужик мне сам позвонил и сказал, что ублажать его не надо, ему просто интересно на меня посмотреть, и что он приглашает в такое место, где меня никто не узнает и где вообще прикольно. Ну, я и согласилась.
– И что это оказалось?
Но Варвара не ответила и снова взялась за бутылку. Подруги терпеливо ждали, когда водка найдет свое место.
– Значит, приходим мы, – заговорила Варвара невнятно, пережевывая кусок колбасы, – с виду ничего особенного. В центре, у Пяти углов, какие-то дворы проходные…
– А улица?
– Да не помню я, только там напротив арки, куда надо свернуть, дом стоит большой, серый, а на нем наверху морды такие страшные… во сне увидишь – не проснешься…
– Горгульи, что ли?
– Ага, они самые. Вот, значит, он машину отпустил, идем мы пешком по дворам этим, а там темно, только вдалеке свет горит. Я и спрашиваю, куда он меня ведет? Не боись, отвечает, сейчас узнаешь. И упираемся мы в стену, дверь такая простая железная, а в ней окошечко, как в тюрьме. И стучит тот мужик в окошечко, а оттуда спрашивают, какого черта мы приперлись?
– Так и спросили?
– Ну, примерно в таком духе. А мой провожатый и говорит по латыни: Etian si omnes… Дальше не помню.
– Это точно латынь? – прищурилась Надежда.
– Ага, только я вторую половину фразы забыла. Что-то там про Гекату…
И тут Надежду осенило воспоминание.
В первый вечер после заселения в пансионат группы писателей неутомимый ВВВ предложил устроить «вечер знакомств», как это делали раньше в советских домах отдыха. Администрация пошла ему навстречу и устроила вечер с лимонадом и соком, спиртное кое-кто принес с собой. Дамы приоделись, и Надежда обратила внимание на платье фальшивой Альбины. Фасон был простой: длинное, прямое, черного цвета. Спереди закрыто наглухо, зато сзади довольно приличный вырез в виде капельки, а на спине татуировка: надпись латинским шрифтом. Надежда без очков плохо разобрала, что там было написано, да и отчетливо ей был виден лишь конец фразы: Hecate non.
– Геката нон! – сказала она.
– Точно! – расцвела Варвара. – Etian si omnes, Hekata non! Что означает: «Даже если все, Геката – нет!»
– Ты откуда знаешь? – не выдержала Мария.
– Я, между прочим, в университете обучалась, на латинской кафедре. Не в поле обсевок… – надулась Варвара. – Не веришь?
Машка хотела сказать, что она в университете многих знает, и Варвара с ее незаурядным внешним видом никак не могла проучиться там четыре года незаметно, но тут, заметив, что глаза Варвары угрожающе блеснули, встряла Надежда Николаевна:
– Верим, конечно верим… Так что же дальше было?
– Да если честно, то ничего особенного… – Варвара взялась было за бутылку, но поняла, что она уже пуста, и встала. – Это что ж такое? Мы плохо подготовились?
– Спокойно, без паники, все путем! Вуаля! – Надежда жестом фокусника вытащила из сумки бутылку коньяка и щедрой рукой плеснула Варваре в стакан.
– Ну, девки, значит, помянем Альбинку эту несчастную! – зычно проговорила Варвара. – Пускай земля ей будет пухом! Requiesce in pace, то есть «покойся с миром»!
Дальше Варвара полностью перешла на латынь, и минут пять изумленные подруги слушали размеренную речь, пока Надежда наконец не выдержала:
– Слушай, о чем это она?
– Не знаю, текст какой-то читает… – прошептала Мария, – я только отдельные слова понимаю… судя по интонации, классические стихи – то ли Гораций, то ли Вергилий…
– Варя… – вкрадчиво произнесла Надежда, трогая разошедшуюся Варвару за плечо, – а давай мы по-русски будем говорить.
– Давай! – покладисто согласилась та. – Значит, пустили нас внутрь. Ну, помещение большое, подвал или полуподвал, стены грубые, кирпичные, свету совсем мало, только фонарики какие-то тускло горят. И тени всякие ходят вокруг, что-то шепчут.
– Страшно было?
– Да меня такой дешевкой не испугаешь! Прошли мы, значит, по коридору, вошли в зал такой большой, как в соборе. Там вроде посветлее стало, я людей различила. Ходят-бродят, не поймешь, не то уколотые, не то притворяются. Все в черном и накрашены жутко, и мужики тоже. Из украшений только серебряные серьги с птицами, с совами, что ли.
При этих словах подруги переглянулись – точно такая сережка была у Альбины.
– А еще ходили мужики, у которых серьги были с собаками. Здоровые
