течение следующих двух часов он сотни раз задавал один и тот же вопрос и каждый раз получал одинаковый ответ — непонимающий взгляд, пожатие плечами, невнятное извинение. Некоторые торговцы отмахнулись от его вопроса, фальшивые улыбки сползали с их лиц, когда они понимали, что он не собирается покупать то, что они продают. Они отмахивались от него резкими жестами и бормотали проклятия. Один особенно разгневанный ювелир даже пригрозил вызвать стражников. Будь ты проклята, Зандруса, подумал Лукан, поспешно отступая, мне нужно убраться отсюда подальше. Он проталкивался сквозь толпу, не обращая внимания на взгляды и не обращая внимания на направление, в котором двигался, желая только одного — выбраться из этого безумного лабиринта коммерции и жадности.
Вместо этого он оказался в центре площади, где над окружавшими ее киосками и павильонами возвышалась бронзовая статуя Леди Семи Теней. Согласно священному писанию, эта Леди была богиней, которая сдерживала семь теней, или грехов, которые в противном случае развратили бы человечество (по утверждению ее жрецов, жертва должна быть оплачена непоколебимой преданностью — не говоря уже о щедрых пожертвованиях в храм). Лукан никогда особо не доверял Леди — и, насколько он мог судить, это чувство было взаимным, — но он был рад пробормотать слова благодарности, если богиня сможет даровать ему минутную передышку.
Поднимаясь по ступеням, вырезанным в цоколе, и вступая в тень статуи, он вспомнил отрывок из путеводителя Веллераса Гелламе: Хотя существует бесчисленное множество статуй и храмов, посвященных Той, Кто Ходит с Тенями, правда в том, что единственный истинный бог Сафроны — монета. Пока личный опыт Лукана ничего не сделал, чтобы разубедить его в этом мнении, хотя он не мог отрицать, что фигура богини была впечатляющей, ее поза выражала вызов, когда она держала на поводке семь рычащих гончих, окружавших ее. Ее левая рука была вытянута перед собой ладонью вверх, напоминая человечеству о неоплаченном долге за защиту. Но, похоже, никто из присутствующих не обращал на это внимания. Лукан подозревал, что, если бы богиня могла видеть сквозь вуаль, скрывавшую ее черты, ей бы не понравилось то, что она увидела.
Со вздохом он снял с плеча рюкзак и сел рядом с одной из гончих, оскалившей зубы и натянувшей повод.
— Так кто же из них ты? — пробормотал Лукан, положив руку на мускулистый бок существа, ощущая тепло бронзы на своей коже. — Алчность? Обман? Готов поспорить, ты чувствуешь себя здесь как дома.
Он посмотрел на хаос, царивший на площади, и его охватило чувство безнадежности. Я охочусь за шепотом. За эхом шепота. «Зачем ты послал меня сюда, отец?» — пробормотал он, выуживая записку из кармана и вглядываясь в кровавые каракули. Лукан. Сафрона. Зандруса. Он читал эти слова уже столько раз, что мог их видеть, когда закрывал глаза, и все же поймал себя на том, что изучает их, как будто в них есть какой-то скрытый смысл...
Лукан напрягся, на краешке сознания возникло смутное ощущение беспокойства — то же самое чувство, что он испытывал в Торлейне. За мной наблюдают. Он сложил листок и небрежно сунул его в карман, окидывая взглядом рыночную площадь.
Позади него послышался шорох ткани, такой слабый, что он едва расслышал его.
Лукан обернулся.
Маленькая фигурка скорчилась у него за спиной, отдернув костлявую руку, которая тянулась к его рюкзаку. Мальчик развернулся и бросился бежать.
Лукан рванулся вперед и, схватив ребенка за запястье, оттащил его назад.
— Отпусти меня, — потребовал мальчик, нахмурившись и пытаясь высвободиться.
— Успокойся...
Мальчишка зарычал и замахнулся свободной рукой, но Лукан отбил удар. «Я не собираюсь просить еще раз», — предупредил он, крепче сжимая запястье уличного мальчишки. В карих глазах мальчишки вспыхнул вызов. Нет, понял Лукан, встретившись взглядом с ребенком. Глазах девчонки. Несмотря на коротко подстриженные темные волосы, перед ним определенно стояла девочка. На ней была изодранная льняная рубашка, свисавшая с ее костлявой фигуры, и штаны из мешковины, подвязанные пеньковой веревкой. Пятна грязи и маленькие шрамы на ее оливковой коже — явные признаки жизни на улице. Ей было не больше десяти-одиннадцати лет.
— На что ты там пялишься? — спросила девочка, снова пытаясь высвободиться. — Отпусти.
— Или ты что?
— Или я... я закричу. — Она выставила перед ним подбородок.
— Давай. Думаешь, кто-нибудь слушает? — Он указал на площадь, где люди продолжали заниматься своими делами, и никто не удостоил их даже взглядом. — Держу пари, никого не волнует, что случится с такой уличной крысой, как ты. Я прав?
Девочка сердито посмотрела на него.
— Или, может быть, кто-нибудь заинтересуется. Может быть, ты уже рылась в их карманах раньше. Может быть, они бы хотели, чтобы правосудие восторжествовало. — Он демонстративно огляделся по сторонам. — Я уверен, что минуту назад видел, как мимо проходил стражник...
— Нет, — ответила девочка, и внезапная покорность в ее голосе прозвучала слишком по-взрослому, чтобы исходить от такой юной особы. Оглянувшись на нее, Лукан увидел, как в ее глазах расцвел страх. — Пожалуйста... не надо. Не сдавай меня.
Только тогда Лукан понял, что у девочки не хватает мизинца на левой руке.
— Что будет в следующий раз, когда тебя схватят стражники? — спросил он. — Они отрежут тебе всю руку?
Девочка снова посмотрела на него, и к ней вернулась часть ее непокорности:
— Чего ты хочешь?
Вопрос застал его врасплох. Он был готов отпустить девочку, лишь предупредив, чтобы она больше не попадалась ему на пути, но теперь,когда он подумал об этом...
— Тебе что-нибудь говорит слово Зандруса?
— Что?
— Зандруса. Зан-дру-са. Ты слышала это слово раньше?
Она склонила голову набок, в темных глазах читался расчет:
— Может быть.
— Никаких игр, — предупредил Лукан, — или я позову стражников.
— Ладно... — Она отвела взгляд, прикусив губу. — Нет, — наконец сказала она. — Никогда раньше не слышала. Что это значит?
— Забудь об этом, ребенок, это не имеет значения.
— Я знаю кое-кого, кто может знать.
— Кто?
— Если я скажу тебе, ты меня отпустишь?
— Я сделаю кое-что получше. — Лукан сунул свободную руку в карман и достал медную монету. — Отведи меня к нему, и я дам тебе это.
Девочка покачала головой:
— Это не стоит моего времени.
— Извини, я не знал, что у крыс из трущоб почасовая оплата.
— Я могу украсть гораздо больше в мгновение ока, — похвасталась она. — Но, если ты дашь мне серебряную монету...
— Серебряную монету? — Лукан фыркнул. — Никогда. Ты не в том положении, чтобы спорить.
— Как и ты, если просишь меня о помощи.
Она его поймала. У девочки острый ум.
— Откуда мне знать, может ли
