не надо судить о людях по их одежде, которые тот сказал после того, как Диджле в детстве насмехался над оборванным странником. Тот оказался паломником, который возвращался домой из хаджа, и милостиво простил неразумного мальчишку. Может быть, и тут не стоит судить по внешнему – ведь и названный брат выглядит не так, как должен выглядеть достойный человек. Ни бороды, ни украшений, ни чистой одежды, ни слуг. Вдруг в здешней грязи таится алмаз? В голове замелькали обрывки песен, которые он раньше пытался складывать, и Диджле мечтательно заулыбался. Надо сочинить нечто хвалебное, в честь своего освобождения, решил он. Но ведь никто не поймет…
Тем временем за столом произошли метаморфозы, и за их столом появились еще какие-то люди, одетые как юноша, встретивший их у моста, но похуже и победней. Названный брат свободно беседовал с ними наравне, но Диджле обеспокоился, потому что новые знакомые исподтишка рассматривали его, словно товар. На всякий случай он положил руку на ятаган, и вокруг загалдели, замахали руками, и названный брат отрицательно покачал головой. Диджле помешкал, но послушался – брату лучше знать.
- Так ты говоришь, что он был воином? – спросил у Лисицы чернявый, изъеденный оспинами. Он говорил глухо и время от времени доставал конец черного шарфа, туго обмотанного вокруг шеи, и перхал в него. – Осману в этих местах опасно, если он не на службе у кого знатного.
- Найди толмача и спроси у него, - Лисица пожал плечами. – Кому в этих местах не опасно?
- Удалым людям, - смутно ответил чернявый. Он щелкнул пальцами, и один из его незаметных спутников угодливо вложил ему в руку засаленные карты. Лисица нахмурился. Он хотел было предложить свои, но их внешний вид был отнюдь не лучше, а прослыть мошенником он не торопился.
- Дай-ка посмотреть, - он протянул ладонь, и чернявый, усмехаясь, протянул ему колоду. Диджле с любопытством наклонился к плечу Лисицы, но, когда увидел всадника с соколом среди листьев, отшатнулся с гримасой ужаса.
- Он похож на меня! Это колдовство!
Лисица оторвался от изучения карточных рубашек и хмуро посмотрел на него. Диджле ткнул пальцем в цветастого бородатого всадника в старинных одеждах, а затем – себе в грудь.
- Это я? – спросил он и тревожно дотронулся до карты еще раз. – Кто мог взять мой образ?
- Что с ним? – настороженно поинтересовался чернявый.
- На твоих картах всадник листвы похож на него, - ответил Лисица и повернул карту лицом к собеседнику. Шварц, сидевший рядом с чернявым, улыбался, точно китайский болванчик. – Знаешь, я, пожалуй, поменяю эту колоду на свою.
Чернявый пожал плечами, и Лисица вручил злосчастного всадника Диджле. Тот сжал его в кулаке, но не выбросил. Странно было видеть свой образ на бумаге, но это было красиво. Пророк осуждал в своих хадисах рисовальщиков и муззахибов, но говорили, что в Истанбуле есть целые кварталы с людьми, которым благоволит султан, мир его дому, и заставляет их рисовать зверей и птиц, а то и людей, как заведено у персов-отступников.
Лисица достал карты и отдал их собеседнику. Один из спутников чернявого зашептал ему что-то на ухо, и тот брезгливо отстранил его рукой, а затем, почти не разжимая губ, обронил:
- Играем не полной колодой.
Диджле выпил вторую кружку до дна, и хозяин с поклоном поднес ему еще чудесного напитка, когда за столом началась игра. Казалось, что игроки дружелюбно посматривают на него, гордого османа, и Диджле чинно кивал головой всякий раз, когда на него обращался чужой взгляд. В теле появилась легкость, мир вокруг заострился и стал ясным до прозрачности, и Диджле точно вознесся на недосягаемую высоту, откуда рукой было подать до кущей Аллаха. Еще никогда он не испытывал такого чувства собственного величия, и благодарность к названному брату накрывала его с головой: каждый человек казался ему другом в этом грязном сарае, и каждому хотелось отплатить той же монетой. Времени не было, да оно было и неважно – что значит время, когда ты нашел свой приют после долгих странствий? Диджле мерещился свой дом и уважение окружающих, и сквозь свои грезы он не сразу заметил, что с течением ночи названный брат начал хмуриться – удача была не на его стороне.
К утру Лисица проиграл все деньги, потертый камзол, новенький платок с изображением четырех святых, который купил в Вене, солдатский ремень, колоду карт, кошелек и чертово железное колечко. Всякий раз он думал, что судьба вот-вот должна ему улыбнуться, но в руки та не давалась, и время от времени получалось лишь отыграться по мелочи, чтобы потом проиграть по-крупному. Чернявый и его спутники почти не переговаривались, не перемигивались, не подавали друг другу тайных знаков, карты были чистыми – значит, верткая Фортуна не желала, чтобы он выигрывал. Лисица стиснул зубы, глядя на то, как осман плывет от выпитого – похоже, тот вообще не понимал, что происходит и иногда задремывал прямо за столом. Может быть, оно и к лучшему; как ему объяснять, что денег вообще не осталось? Хотелось спать, и с каждым раскладом думать было трудней.
Камзол вернулся назад к владельцу, и Лисица перевел дух.
- Хватит, - он накинул одежду себе на плечи. – Ставить больше нечего.
- Саблю? – чернявый кивнул на оружие.
- Дорога как память.
- У твоего друга, наверняка, что-то есть.
Все, как по команде, взглянули на ятаган, и Диджле забеспокоился, обнял его двумя руками и нахмурился. Внезапное внимание насторожило его, и тень тревоги накрыла сердце.
- Н-нет, - после долгой паузы ответил Лисица и отвел взгляд от турка. – Что с него взять? Он же осман. Ни туманов, ни дирхемов у него не водится, а оружие
