вскинул брови.
— Да, за ликвидацию немецкой резидентуры.
— В качестве кого участвовали?
— Командира оперативно-розыскной группы СМЕРШ 1-го Украинского фронта.
— Чистильщик?
— Вроде того.
— Достойная профессия, — вернул подполковник удостоверение. — А в связи с чем демобилизовались?
— По сокращению штатов.
— Ну что же, Николай Иванович, — назвал по имени-отчеству. — Вы нам очень даже подходите. С таким боевым опытом и специализацией. Я доложу о встрече комиссару, уверен, он возражать не станет, ну и запросим ваше личное дело, сами понимаете.
— Понимаю, — ответил Исаев.
— Кстати, назовите мне ваш адрес, — раскрыл лежащий на столе блокнот.
Капитан назвал, подполковник записал, вслед за чем выписал пропуск:
— Сдайте при выходе. А теперь до встречи, — встав, протянул руку. — Отдыхайте пока, мы вас пригласим.
Выйдя из здания управления, Николай решил немного прогуляться, хотя Львов особо не любил — тот отдавал чужбиной. Основанный в тринадцатом веке Даниилом Галицким, город долгое время входил в состав Польши, а потом Австро-Венгрии, именуясь Лембергом, что сказалось на городской архитектуре и укладе, заимствованных оттуда.
В религии преобладали католическая вера с иудейской, православная практически отсутствовала. Городское, да и сельское население в большей части имело особый гонор, считая только себя истинными украинцами. К жителям восточных областей относились свысока, русских же пренебрежительно называли москалями. Своеобразным был и язык: смесь украинского и польского с венгерским.
По дороге встретился рынок, и Исаев решил зайти туда, ради интереса. На запруженной народом площади с магазинами, киосками и латками слышался украинский с польским, реже русский говор, все что-то продавали и покупали. Цены были высокими, как и во время войны: буханка хлеба стоил 354 рубля, кило масла — 735, свинины — 390, литр молока — 76, десяток яиц 198 рублей.
«Да, при таких ценах моих денег надолго не хватит», — подумал Николай, отдав средних лет мужчине полторы сотни за две пачки «Беломора». При этом обратил внимание, что таких, как этот, на рынке было немало — говоривших на суржике[45] и нагловатых. Судя по всему, на фронте они не были, всю войну где-то отсиживались.
— Украл, украл, злодюга! Ловите его, люди добрые! — заверещала впереди какая-то тетка.
Ныряя между ног и отталкивая мешавших, навстречу Исаеву мчался замурзанный курчавый мальчик лет семи, с хлебом подмышкой. Когда пробегал рядом, лузгавший семечки парубок в свитке сделал ему подсечку (воришка упал) и схватил за шкирку.
— Мало вас, жидов, вешали и стреляли, — наклонился.
— А ну отпусти пацана! — побелел глазами капитан.
— Не встревай, москаль, — оглянулся тот и… упал вниз лицом от удара по затылку.
— Убили! — всплеснул руками старик, торговавший рядом салом.
Вокруг тут же собралась толпа, потом раздалась трель свистка. Сквозь толпу пробился наряд милиции:
— В чем дело?
Исаев, держа мальчика за плечо, рассказал. После чего всех участников доставили в отделение. Там у него проверили документы, а те, что были у парубка, оказались липой. С переклеенной фотографией.
— Ну-ка, встань, — приказал ему дежурный лейтенант и, подойдя вплотную, обнюхал.
— Схроном пахнет, обыскать и в камеру, — приказал наряду. — Вам, товарищ капитан, спасибо.
— А как с ним? — взглянул Николай на сидевшего на лавке мальчугана.
— Передадим в детприемник. Сейчас в нем таких много…
Остальные дни Николай тоже провел в делах: съездил еще раз на кладбище, где привел в порядок родительскую могилу; доставил во двор машину швырка[46] с разбитых за городом немецких позиций, который поколол вместе с дядьком Васылем, а еще наладил Азалии Петровне швейную машинку «Зингер». По вечерам, выгуляв Рекса, Николай с упоением читал книги (у родителей имелась небольшая библиотека) — Чехова, Гоголя, Мопассана.
В среду следующей недели через посыльного его вызвали в НКВД. Сначала была встреча с начальником отдела кадров, а потом с начальником управления — комиссаром милиции 2 ранга. Это был худой, лет пятидесяти человек, в круглых очках, как у Берии. На зеленом сукне стола перед ним лежали две папки.
— Присаживайтесь, капитан. Я изучил ваше дело, — положил на одну папку ладонь, — вы нас устраиваете. Вот приказ о приеме на службу, — извлек лист бумаги из второй папки, — ознакомьтесь и распишитесь.
Исаев всё исполнил.
— А теперь ряд вопросов, — начальник управления спрятал приказ в папку. — Насколько владеете польским?
— Свободно. Когда служил в погранвойсках, у меня был друг-поляк. Да и потом приходилось с ними общаться.
— Последнее время руководили оперативно-розыскной группой?
— Так точно, в составе четырех сотрудников.
— Кроме ликвидации немецкой резидентуры имелись другие?
— Да. Парашютистов и власовцев[47].
— В таком случае у меня для вас предложение, — помолчав, сказал начальник. — У нас была группа, легендированная под боевку УПА. Действовала в лесах, вступая в контакты с настоящими и уничтожая их. Зимой погибла. Сейчас сформирована вторая, под видом боевки аковцев. Требуется опытный командир. Полагаю, вы тот, кто нам нужен.
В кабинете снова возникла тишина, нарушаемая ходом напольных часов у двери, тихим и размеренным.
— Я согласен, — нарушил ее Исаев.
— Ну, вот и отлично, — пожал ему руку комиссар. — Да, чуть не забыл. На службу желательно приходить в гражданском. Чтобы меньше бросаться в глаза бандеровской агентуре, работающей против нас. В противном случае можно получить пулю на улице или гранату в окно, находясь дома.
— И много ее в городе? — поинтересовался Исаев.
— Активно зачищаем, но пока хватает.
Спустя еще день, одетый в свой довоенный костюм, Николай сидел в небольшом прокуренном кабинете, изучая пухлое литерное дело. Там были сосредоточены все имевшиеся сведения о бандах ОУН-УПА, действовавших в области. Сведения включали в себя примерную дислокацию банд, численность, вооружение и псевдонимы главарей, а также другую, имеющую значение для оперативной работы информацию.
После обеда вместе с майором Семашко (начальником отдела, в котором Исаев теперь состоял) они спустились во внутренний двор управления, сели в защитного цвета эмку[48] и выехали за ворота.
— Теперь познакомлю с группой, — прибавил газу майор. — Она в пригороде, на оперативной квартире, с завтрашнего дня ты тоже переселяешься туда. Кстати, все знают польский и украинский язык, трое переведены из Ровно.
— На таких заданиях бывали?
— Нет. Однако ребята боевые. Скляр с Долговым, как и ты, раньше служили в разведке, остальные тоже фронтовики.
— Хотел бы захватить на операцию овчарку, — сказал Исаев Семашко. — Она у меня служебно-розыскная, не раз использовал в поисках.
— Не возражаю, — согласился начальник.
Через полчаса, оказавшись на окраине, миновали несколько улиц с частными домами, остановились в переулке. Последний заканчивался глухим забором с такими же воротами. Створки, чуть скрипнув, отворились, въехали внутрь.
— Здравия желаю, товарищ майор, — сказал встретивший их чернявый, лет двадцати пяти парень в синей майке и спортивных штанах, с интересом взглянув на Исаева.
— И тебе не
