хворать Скляр, где остальные? — поинтересовался Семашко, достав из багажника потертый саквояж.
— В доме, готовятся к операции.
Пройдя по затравеневшему двору, поднялись на невысокое крыльцо бревенчатого, с покосившейся мансардой дома, открыли скрипучую дверь, переступили порог. В первой, имевшей нежилой вид комнате было пусто, во второй за длинным столом трое в гражданской одежде чистили оружие, а еще один проверял рацию. При появлении майора все встали.
— Садитесь, — сказал начальник. — Знакомьтесь, ваш командир группы капитан Исаев. Прошел всю войну. Сначала в пограничниках, затем полковой разведке и СМЕРШЕ, чистильщиком.
— Не хило, — сказал кто-то.
— А теперь прошу представиться вас, — сделал шаг вперед Николай.
— Лейтенант Гурский, — снова встал приземистый крепыш.
— Младший лейтенант Опрышко, — пробасил мускулистый здоровяк.
— Лейтенант Долгов, — сказал еще один. А возившийся с рацией назвался старшиной Будником.
— Ну а я старший лейтенант, — улыбнулся встретивший их Скляр, — ваш заместитель.
Будем знакомы.
Пройдя вперед, Семашко с Исаевым уселись во главе стола, и майор поставил задачу: на следующие сутки, ночью со стороны польской границы, в районе Смильницы выдвинуться в пущу, где вступать в контакты с боевками УПА, после чего уничтожать их с последующим выходом на связь для получения дальнейших указаний. Далее состоялся подробный инструктаж с изучением карты местности, а потом майор открыл саквояж, вынул из него и положил на стол три обшитых фетром немецких фляги.
— Новое спецсредство для вас, поступило из Киева, отошники постарались. Внутри питьевой спирт. Если сделать так, — нажал неприметную кнопку, — пьющий получит растворенный в нем психотроп[49], а если эдак, — даванул вторую, — продукт безвреден.
— Интересная вещь, — взял в руки Скляр вторую флягу и повторил манипуляции.
— А как действует этот самый психотроп? — прогудел Опрышко.
— В течение нескольких минут выпивший засыпает, а после пробуждения некоторое время находится в трансе и честно отвечает на вопросы. Эти фляжки будут у командира группы, Скляра и Гурского.
На следующее утро Исаев явился на оперативную квартиру вместе с Рексом.
— Видный пес, — оценил Будник. — А что умеет?
— Идти по следу, отыскивать укрытия и обезвреживать диверсантов.
— Так уж и обезвреживать, — хмыкнул Опрышко.
— Давай проверим. Бери нож и попробуй от него отбиться.
— Можно, — выдернул из столешницы торчавшую в ней финку младший лейтенант, после чего все вышли во двор. Там, отойдя чуть в сторону, принял боевую стойку.
— Фас! — указал на него Исаев.
Рекс молнией метнулся вперед, сбил в прыжке противника, а в следующее мгновение сжал челюсти на его кисти.
— Все, все! — отчаянно завопил Опрышко. — Убери зверя!
Последовала очередная команда и овчарка разжала зубы.
— Да-а, с таким не забалуешь, — протянул Долгов. А Скляр присел на корточки:
— Дай лапу.
Рекс взглянул на Исаева (тот кивнул) и выполнил просьбу.
— Молодец какой, — умилился старший лейтенант. — На тебе сахарку, похрумкай.
Затем началась подготовка к выходу: Исаев проверил состояние оружия — пулемета МГ-42 и ППШ со шмайсерами, а также полевой рации; остальные, уложив в вещмешки гранаты с боеприпасами и сухой паек, переоделись в ношеную военную форму. Поскольку единой формы у бойцов Армии Крайовой не имелось, это были трофейные немецкие и старые польские мундиры с конфедератками[50].
— Ну, как я смотрюсь? — потопав шипованными ботинками сорок пятого размера, спросил Опрышко.
— Форменный бандюга, — покосился на него Гурский.
В вечерних сумерках в ворота въехала крытая брезентом полуторка, из кабины выпрыгнул Семашко. Исаев доложил о готовности.
— Добро, командир, — сказал тот. — В машину.
Через два часа тряской дороги остановились на краю леса, выгрузились.
— Ну, ни пуха ни пера, капитан, — протянул руку майор.
— К черту, — пожал ее Исаев.
Рассвет встретили в глухом урочище, куда вышли по компасу. К нему примыкало поросшее осокой и кипреем, неглубокое болото. От урочища в пяти километрах на север находилось небольшое село, за которым змеилась речка.
Там, согласно разработанному Семашко плану, следовало провести реквизицию[51]. По оперативной информации, в село часто наведывались бандиты, а председатель сельсовета был их осведомителем.
Объявив привал, выставили часового и перекусили, вслед за чем, следуя в затылок друг другу, двинулись дальше. Выйдя к объекту, над крышами которого поднимались утренние дымки, залегли в густом ельнике на опушке.
Наблюдали в бинокль час, жизнь текла спокойно и размеренно: сопровождаемое пастухом, за околицу пропылило коровье стадо, по улице проехал груженый сеном воз, через плетни перекликались хозяйки. Людей с оружием на улице и во дворах не было.
Хата сельсовета с выцветшим флагом над крыльцом находилась с ближнего конца. Оставив основную часть группы и овчарку наблюдать, Исаев с Опрышко задами прокрались к сельсовету, поднялись на крыльцо и вошли внутрь.
Там за дощатым столом, под лозунгом «Дамо хлиба фронту!» сидел усатый мужик в пиджаке, а сбоку второй, в картузе и заросший щетиной, делал пометки в замусоленной тетради. При виде вооруженных незнакомцев оба выпучили глаза и переглянулись.
— Комунист, пся крев?! — шагнул вперед Исаев, сгреб усатого за грудки и дал кулаком в ухо. Тот опрокинулся вместе с табуретом.
— Встац, лайдак[52]! — ткнул председателя Опрышко стволом шмайсера.
— Не убивайте, пановэ! — закрылся тот ладонями, вставая. — Я сделаю все, что забажаете.
— Прикажи ему, — продолжил на польском капитан, кивнув на писаря, — принести нам еды. Да побольше.
— Марко, — обернулся председатель к писарю, — сбегай до коморы[53], шибко.
Вскоре запыхавшийся посланец вернулся с холщовой торбой, в которой лежали несколько ржаных хлебин, посыпанный крупной солью, изрядный шмат сала и десяток луковиц. Опрышко тут же взял торбу в руки, а Исаев, глядя исподлобья на сельского начальника процедил:
— Сейчас мы уйдем. Сидеть тихо. Доложишь в район — убьем.
После этого оба покинули сельсовет и направились по росистой траве к опушке.
— Ну как? — войдя в ельник, спросил у заместителя командир.
— Вроде заглотнули, — ответил Скляр, поглаживая овчарку. — Когда вуйко[54] с торбой возвращался назад, из той хаты, куда заходил, в обратную сторону стреканул пацан, только пятки засверкали.
— Хорошо, Саша, — сказал Исаев. — Уходим.
Спустя час, двигаясь тем же порядком, они вернулись к урочищу, перебрели болото и устроили на берегу засаду. Потекли томительные минуты ожидания. В воздухе вилась назойливая мошкара, в болоте довольно затуркали лягушки.
На исходе второго часа лягушки вдруг замолкли, а овчарка насторожила уши. Из чащи один за другим вышли пятеро, насторожено озираясь. Двое с винтовками, остальные с автоматами. Посовещавшись, двинулись через болото, чавкая сапогами.
Когда до другого берега оставалось метров двадцать, Исаев, приподнявшись на локте, закричал на польском:
— Вы окружены, сдавайтесь! Нужно поговорить!
В ответ шедший первым ударил по прибрежным кустам из ППШ, и его тут же срезал пулемет. Остальные, упав в осоку и отползая, начали
