другой стороны… Ах, черт возьми эту другую сторону! Ну разве я смогу сдать милиции эту несчастную актрису, которая хватается за меня, как за утопающая за спасательный круг? Разве я, сильный, удачливый, умудренный жизнью человек не сделаю хотя бы попытки спасти Ингу?
– Хорошо моешь? – спросил я, не оборачиваясь.
– Вроде хорошо.
– Щели радиатора как следует вычисти.
– Какие щели?
Я сплюнул. Что делать? – мучительно раздумывал я. Я стою на распутье. Шаг в одну сторону – преступление. Шаг в другую – законопослушание.
– Ты там где-нибудь резко тормозила?
– Вроде нет. А что?
– У тебя все ответы "вроде" и "вроде"! – взорвался я. – А конкретнее сказать не можешь?
Инга выпрямилась. С грязной тряпки, которую она держала, стекала тонкая струйка бензина. Ее великолепное вечернее платье, в котором она пришла ко мне вчера, уже было усеяно темными разводами.
– У меня было состояние аффекта! – слезно ответила она. – Я плохо помню…
– У тебя было состояние девичьей дурости и завышенной самооценки! – перебил я ее.
– Давай, давай! Оскорбляй! – шмыгая, произнесла Инга. – Сейчас все можно. Здесь нет никого, кто бы меня защитил.
– Да, твоего белоснежного продюсера здесь, конечно нет, – зачем-то вплел я незнакомого мне человека. – Уж он-то тебя бы успокоил!
– Очень может быть! – огрызнулась Инга, помолчала и тише добавила. – Я помыла.
Стараясь не смотреть в глаза Инге, я повернулся и подошел к машине. На первый взгляд, никаких следов не осталось. Но это только на первый взгляд. Криминальная экспертиза при желании отыщет частицы крове даже после мойки горячей водой с шампунем.
– Я почему спросил тебя о резком торможении, – сказал я, обходя "шестерку" и внимательно осматривая ее борта и колеса. – По тормозному пути можно легко определить класс машины, ее скорость и многое другое… – Я присел у переднего колеса. – Ну вот, и в протекторе кровь!.. Черт!! А это что?
Инга на цыпочках приблизилась ко мне и встала за спиной.
– Колпак где? – Я повернул к ней голову. – Я тебя спрашиваю! Не моргай глазами!
– Какой колпак?
– Не клоунский же! Декоративный! С колеса!
– Не знаю, – пожала Инга плечами.
– Утром он был, – сказал я голосом, каким читают приговор. – Значит, ты потеряла его там… Все. Не надо ничего больше мыть. Можешь выкинуть тряпку… Мне очень тебя жаль, Инга, но я не могу тебя обнадеживать. Колпак – это серьезная улика. Я бы сказал, что это определяющая улика. Доказать, что женщину сбила именно эта машина, теперь будет очень просто.
В милицию! – уже уверенно думал я. Бесполезно что-либо делать. Нас высчитают в полчаса.
Инга вдруг кинулась к машине и стала отрывать колпаки с колес.
– Нет! – кричала она, закидывая их в лес. – Не пойду в милицию! Не пойду! Не пойду!
Колпаки планировали, как летающие тарелки, ударялись о ветки деревьев и пикировали в высохшую траву. Инга выпрямилась, повернулась ко мне и, смерив меня долгим взглядом, произнесла:
– Да ты просто трус! Ты за себя боишься! Ты дрожишь только от одной мысли, что тебе пришьют укрывательство, и хочешь побыстрее сдать меня ментам!.. Дрянь! Продажная шкура! А я думала – мужик! Рыцарь!..
Ее глаза снова наполнились слезами. Она наносила точные удары, и ни один из них не прошел мимо цели, потому что она была права.
Запомни это мгновение! – сказал я сам себе, словно другому человеку. Ты идешь на это сознательно. Потом это нельзя будет уже назвать ошибкой или заблуждением.
Стиснув зубы, я пошел к машине, по пути отбивая ногой канистру, сел за руль и завел мотор. Инга, все еще не выпуская из рук тряпки, стояла перед капотом. Я надавил на газ. Машина зарычала. Я двинул вперед рычаг скоростей и почувствовал, как легко, как просто можно отпустить педаль сцепления, и машина, до дыма шлифуя колесами асфальт, рванется вперед, ударит своим горячим передком Ингу в живот, собьет с ног, подомнет под себя, разрывая нежную кожу, с хрустом и треском ломая ей череп, позвоночник, ноги и руки…
– Садись! – сказал я ей, испугавшись самого себя.
Инга кинула тряпку себе под ноги и на ватных шагах подошла к двери.
– Куда ты… хочешь? – произнесла она.
– Садись!! – рявкнул я.
Она подчинилась. Я сорвался с места еще до того, как Инга захлопнула дверь. Никогда я не водил машину так жестоко и безумно, как сейчас. Теперь мы вместе, думал я, выжимая из двигателя все, на что он был способен. Теперь у нас одна судьба. А мои друзья, моя Анна остались далеко-далеко…
9
Не доезжая до Морского, я свернул под указатель «RODEO-MOTORS АВТОСАЛО», в котором последнюю букву какой-то шутник замазал краской, и по разбитой донельзя грунтовке поехал по выжженному плато, обрывающемуся над морем.
– Нет здесь никакого сервиса, – сказала Инга. – Жуткое место.
– Нам с тобой теперь часто по жутким местам ходить придется, – сказал я, притормаживая. – Ну-ка, выйди из машины и подожди меня здесь.
Инга послушно вышла и села на останки каменной кладки. Я доехал до ржавого сарая с прогнувшейся крышей, обставленного со всех сторон битыми кузовами, изношенными покрышками, бочками и железяками всевозможных размеров и форм.
Я остановился напротив ворот, посигналил, но никаких признаков жизни не заметил.
Створка тяжелых ворот со скрипом отошла в сторону, и я зашел в темный, пропахший бензином и смазкой цех. Остановившись в какой-то липкой луже, я посмотрел по сторонам. Посреди цеха, на подъемнике, висела допотопная иномарка, с днища которой срывались маслянистые капли и с щелчком падали на дно смотровой ямы. В дальнем углу, под стеллажами с банками и ящиками с инструментами, на замасленном до блеска кресле, положив ноги на стол, сидел парень и с увлечением смотрел по крохотному телевизору какой-то сериал.
– Эй! – позвал я его. – Ты слесарь?
– Во дает! Во дает! – вскрикнул парень, не отрывая глаз от экрана, хлопнул ладонями и поменял местами ноги. – Она ж от него беременная, а думает, что он ей брат!
Я не
