мне ваши вещи.
– Это еще зачем? – удивился профессор.
– Понесу, – пояснил Дубко. – Чтобы, значит, вы шли налегке. Все-таки джунгли.
– Нет уж, увольте! – запротестовал Илья Семенович. – Я, знаете ли, как-нибудь сам… У вас и без того вон какая поклажа.
– Ничего, как-нибудь справлюсь, – усмехнулся Дубко.
– Ну и я как-нибудь справлюсь! – запальчиво возразил профессор.
Дубко хотел что-то ответить и даже открыл было рот, но сказать ничего не успел. Ван его опередил. Он что-то коротко сказал своим помощникам, они подошли к пожилому профессору и вежливо, но настойчиво забрали у него поклажу, распределив ее поровну между собой.
– Но позвольте!.. – с негодованием обратился Илья Семенович к Вану.
– Так будет правильно, – с почтительностью ответил Ван. – Вы – человек немолодой, а идти нам далеко.
– Это какой-то неслыханный произвол! – возмущенно произнес профессор, обращаясь уже к Богданову.
– Ничего, – с улыбкой ответил Богданов. – Все хорошо и правильно. Мне кажется, что когда у тебя свободные руки, то заниматься исследовательской работой намного проще.
В ответ Илья Семенович лишь развел руками.
* * *
По джунглям шли, невольно приноравливаясь к самому медлительному пешеходу – Илье Семеновичу. Однако он оказался молодцом, шагал энергично, каждый раз протестуя, когда Дубко, шедший с ним рядом, предлагал устроить привал.
– Никаких привалов ради меня одного! – возражал профессор. – Я – как все!
Поэтому до лагеря дошли довольно-таки быстро – за каких-то полтора часа. Лагерь представлял собой несколько десятков хижин и шалашей, разбросанных в беспорядке по большой поляне и отчасти почти полностью скрытых в зарослях вокруг поляны. По лагерю сновали люди. Были здесь и мужчины, и женщины, и даже дети. Кто-то – в военной форме, другие – в обычной одежде. При этом все мужчины и большая часть женщин были с оружием. Оружие было даже у некоторых детей.
– На войне как на войне, – вздохнул Илья Семенович.
– Да, здесь война, – подтвердил Ван. – И все они – солдаты. И женщины с детьми – тоже. А почему мы в джунглях? Здесь безопаснее. А в общем, долго рассказывать.
На спецназовцев обитатели лагеря взглянули с опаской и подозрением – все-таки внешность спецназовцев отличалась от внешности вьетнамцев. Но Ван сказал несколько слов на своем языке, и обитатели лагеря изменили к чужакам отношение – стали смотреть с любопытством и доброжелательностью. На многих лицах даже засияли улыбки.
– Они думали, что вы – американцы, – пояснил Ван. – Пленные американцы. Но я им сказал, кто вы такие. То есть что вы из Советского Союза. Я правильно поступил?
– Конечно, – ответил Богданов.
Спецназовцев и профессора подвели к одной из хижин. Стены ее были сложены из стволов деревьев, крыша искусно сплетена из ветвей.
– Здесь и будете жить, – сказал Ван. – К сожалению, ничего другого предоставить не можем.
– А ничего другого и не надо, – за всех ответил Рябов. – Прекрасное жилище. Илья Семенович, вы со мной согласны?
– Естественно, – подтвердил профессор и глянул на Вана: – Скажите, а как это строение называется по-вьетнамски? Но мне нужны все его названия, в том числе и простонародные. Я, видите ли, ученый-филолог, востоковед. И потому мне интересно знать…
– Потом, Илья Семенович, – мягко перебил профессора Богданов. – Всему свое время. Пока же у нас несколько иные вопросы…
– Спрашивайте, – сказал Ван, справедливо рассудив, что последняя реплика Богданова относится к нему. – Если сможем – ответим. Пока же просим отобедать. Обед – наш, вьетнамский, из местных продуктов.
– Ах, как замечательно! – радостно воскликнул профессор. – Только вы обязательно должны будете сказать, как он называется по-вьетнамски. Каждое блюдо.
– Обязательно, – улыбнулся Ван.
Глава 9
Договорились встретиться здесь же, у хижины, через час. Через час и встретились. Собеседники были все те же – Ван, Вуй, Зунг, Тин и четверо спецназовцев с профессором.
– Мы вас слушаем, – сказал Ван.
– Собственно, это мы вас хотим услышать, – возразил Богданов. – Причем чтобы вы рассказали о тех чудищах из джунглей во всех подробностях. Кстати, как вы их называете?
Ван произнес по-вьетнамски короткое слово, которое по-русски могло звучать как «шет» или, может, «чет». Профессор моментально зачиркал карандашом у себя в блокноте, записывая это слово.
– Что это слово означает по-вьетнамски? – спросил Соловей.
– Смерть, – коротко ответил Ван.
– Что ж, название по существу, – Богданов задумчиво потер переносицу. – Что ж, и мы тоже будем их называть так же. Шет. А во множественном числе, значит, шеты… Ван, вы не против?
– Смерть, как ни называй, все равно она – смерть, – ответил Ван. – От названия ее суть не меняется.
– Да, это так, – вздохнул Богданов. – К сожалению… Скажите, что вы думаете об этих шетах? Кто они?
– Вас интересует лично мое мнение или их мнение тоже? – Ван указал рукой на снующих по поляне людей.
– И то, и другое, – ответил Богданов. – Начнем с вашего. Итак, кто они, по-вашему, эти шеты?
– Люди, – не сразу ответил Ван. – Ряженые люди. Если, конечно, их можно назвать людьми.
– Ваши спутники тоже так думают? – Богданов указал на трех молчаливых вьетнамцев-мужчин, присутствовавших при разговоре.
Ван обменялся со своими помощниками несколькими короткими фразами на вьетнамском языке.
– Да, и они тоже думают так же, – сказал Ван. – А как можно думать иначе?
– Но нам говорили, что их считают за кого-то другого, – осторожно произнес Федор Соловей. – За каких-то чудовищ из вьетнамских преданий…
– Считают, – согласился Ван. – Многие считают. Особенно женщины. А мужчины слушают женщин…
– И что же? – спросил Богданов.
– Они их боятся, – сказал Ван.
– Ну, бояться можно по-разному… – сказал Дубко. – Страх страху рознь.
– Да, – ответил Ван, помолчал и пояснил: – Они их боятся по-вьетнамски.
– И что же это значит – бояться по-вьетнамски? – вмешался в разговор Илья Семенович и тут же с опаской посмотрел на Богданова: – Прошу меня простить за то, что вмешался, но… Скажите, я вообще-то имею право участвовать в беседе и задавать вопросы?
– Разумеется, – улыбнулся Богданов. – Но только вопросы должны быть по существу. Максимум информации и минимум филологии.
– О да! – с готовностью ответил профессор. – Я прекрасно улавливаю разницу между тем и другим. Итак, мой друг, – он глянул на Вана, – ответьте, что значит бояться по-вьетнамски?
– Думаю, он скажет лучше, – Ван указал на одного из своих помощников. – Его зовут Тин.
– Да, мы помним, – кивнул Богданов. – Что, он тоже говорит по-русски?
– Нет, – ответил Ван. – Он будет говорить по-вьетнамски. А я – переводить.
– А позвольте переводчиком буду я! – Илья Семенович опять вмешался в беседу. – Попрактикуюсь, так сказать. Тем более что давно мне не приходилось общаться по-вьетнамски.
– Вы что же, знаете наш язык? – в голосе Вана послышалось удивление.
– В целом да, – сказал профессор. – Хотя и
