официальное издание не выпустит официальную новость и не положит ее на готовое, как говорится, настроение. Вот тогда нам не поздоровится. Поэтому я спрошу еще раз, Сергей Васильевич, есть что-то, о чем я должен знать?
Отец в кои-то веки выглядел потерянным. Он уже верил в худшие прогнозы антикризисного менеджера – на фоне последних событий они не звучали полным бредом:
– Алексей, компания создана больше тридцати лет назад, из которых двадцать работает под моим руководством. За такое время случалось многое, что сейчас можно вытащить наружу и раздуть до скандала. Как с налоговыми махинациями, которые я даже не провернул!
– Вся документация у юристов? – хмурился Алексей. – Может быть, надо усилить защиту от слива?
– Надо усилить… Не хотелось бы подозревать кого-то из сотрудников в шпионаже, но лучше перестраховаться. Однако многие дела касались не только «Бергман и Ко» – а значит, рейдер может взять данные и у наших бывших врагов.
Алексей Алексеевич кивнул:
– Будьте добры, составьте полный список всего, что хотя бы отдаленно было похоже на скандал. Возможно, нам удастся предугадать следующий ход.
– Сделаю, – отец ответил так, будто он тут подчиненный. Тавригин с уверенностью боевого слона отвоевывал свое место. Я молча слушала закономерные возмущения папы: – И еще я засужу их всех за клевету!
– Весь интернет не засудите, так что не тратьте силы. К тому же препятствия могут истолковать как попытку скрыть правдивую информацию, – остановил порыв менеджер и ошарашил очередным неприятным известием: – Дальше. В Екатеринбурге один человек подал иск, мне полчаса назад сообщили. Он пострадал от нашего препарата. Возможно, это только часть общей игры, и дело сфабриковано. Для нас же будет лучше, чтобы все оказалось правдой – именно наши таблетки вызвали страшную аллергию, от которой беднягу едва откачали. В таком случае выйдет все уладить тихо.
– И что же делать? – отец, по всей видимости, только что узнал об этом.
– Во-первых, лететь в Екатеринбург и встретиться с ним. Заткнуть ему рот любой суммой, которую только захочет. Все, что он просит по иску, и еще сверху добавить, лишь бы не дошло до судебного разбирательства. И заодно оценить ситуацию. Если он будет наотрез отказываться, то это и станет доказательством, что его мнение куплено кем-то заранее. Может быть, вообще никакой аллергии не было, пару врачей тоже можно купить. Тогда это часть игры и есть.
– Какой еще игры? – не выдержала я.
Алексей Алексеевич посмотрел на меня сначала серьезно, но потом легко улыбнулся – будто маленькому ребенку сложные вещи объяснял:
– Медведь. Биржевая спекуляция на понижение котировок. Сначала подготавливается настроение: надо заставить каждую домохозяйку просто задуматься, а точно ли ей до сих пор нужны раньше всегда стабильные акции «Бергман и Ко». Потом что-то более официальное, в новостном издании или по федеральному каналу. Череда судебных разбирательств как раз подходит. После этого даже крупные инвесторы насторожатся. Достаточно будет колебания цены акций еще на пару процентов, а после этого начнется настоящая спекуляция: медведь будет провоцировать ажиотажное избавление от акций, пока не обрушит цену до минимума.
– И зачем ему это надо? – я интуитивно понимала, к чему он ведет. Но отец только сегодня утром сказал, что структуры таких масштабов не разрушаются…
Мне ответил папа:
– Потом он скупает все выброшенные на рынок акции по минимальной цене, чем провоцирует рост спроса. Котировки возвращаются на предыдущий пункт, но теперь он собрал рассеянный капитал. Алексей, это слишком серьезная и дорогая махинация! Кому это надо?
– Я эксперт, Сергей Васильевич, а не ясновидящий.
– А если все так и задумано, то что мы можем сделать?
– Сначала, как я уже сказал, не допустить слива и судебного иска. А саму спекуляцию можно предотвратить только одним способом – когда люди начнут продавать акции, нам их надо будет покупать. Скомпенсировать спросом рост предложения. Тогда цена не обвалится. А после того, как все утихнет или мы вычислим компанию, которая этим занимается, снова постепенно распылить капитал.
Отец вскочил. Он едва держал себя в руках, отчего даже на ты перешел – признак последней стадии искреннего уважения:
– Ты вообще понимаешь, о каких деньгах идет речь? У компании просто нет столько свободных средств! Да и на какие шиши мы будем работать, если все акции у себя соберем? Дурак ты, Леша, если думаешь, что подобное возможно! Идиот!
В ответ на оскорбление менеджер только бровь приподнял:
– Вы спросили, что мы можем сделать – я ответил. Надо искать средства до того, как все начнется. Потом будет уже поздно.
Отец нечленораздельно гаркнул сначала на него, а затем медленно перевел взгляд на меня. Еще до того, как он открыл рот, я знала, что услышу – песнь менестреля о могучем шведе:
– Быть может, со свадьбой нужно поспешить? Подожди, подожди, Лариса! Тут уже дело далеко не только в личном хочу или не хочу. Грегор Хольм уж точно сможет нам серьезно помочь!
– А что он попросит взамен? – быстро среагировал Тавригин, который, как и отец, умел мыслить только экономическими категориями.
– Получит, как и первый зять, полтора процента!
– Полтора процента и меня в жены без права на амнистию, – поправила я. – Хотя его интересуют только проценты.
Какой-то мерзавец посягает на Королевство – единственную абсолютную любовь отца. И как же у них совести хватило? Ведь Сергей Васильевич на самом деле ей бесконечно предан: да он даже родных дочерей готов принести в жертву на алтарь компании. Хотя нас с Илоной он тоже любит, безусловно. Просто на втором месте.
И тут Алексей Алексеевич сказал такое, после чего я его возвела в ранг самых лучших на свете людей:
– Я уже несколько раз слышал про Грегора Хольма. Крупный финансист и производитель в Швеции. Меня смущает только одно: почему он сам не настаивает на скорой свадьбе? Ему не слишком нужны полтора процента, или он попутно рассматривает другие варианты? Не делаете ли вы на него ставку в то время, пока он делает ставку не на вас?
– А может, он просто не хочет навязываться?! – рявкнул отец почему-то на меня. Позабыл, что нас слышит непривыкший к такому родительскому тону чужак. – Может, нам стоит хоть шаг сделать в его направлении?
Свадебные огоньки заплясали перед моими глазами как никогда близко. Если речь пойдет о компании, то отец меня отдаст даже маньяку-извращенцу. А Грегор вряд ли тянул на маньяка-извращенца… Надо уже как-то спасаться, я как раз целых три дня революции не устраивала:
– Ну не могу я, пап! Я другого люблю, вот. И очень взаимно!
– Назови мне имя этого смертника! – в полный голос заорал отец, но тут же нашел другой вариант, который выдал спокойнее: – Хотя ладно. Бери его с собой в Швецию, только мужу не показывай.
За неимением других идей я указала на менеджера:
– Если только он на такой статус согласится. Да, любимый?
Алексей Алексеевич очень неинтеллигентно раззявил рот:
– Чего?
После этого я низвергла его с поста самых лучших в мире людей. Да и отец, конечно, расхохотался:
– А-а, ну выбор, я прямо тебе скажу, неплохой. Если у нашего Алексея найдется пара миллионов долларов, то я готов называть его сыном.
– Чего?! – Тавригин теперь вылупился на неожиданно повеселевшего отца.
В общем, обстановку я немного разрядила – хоть чего-то добилась. Теперь надо пользоваться:
– И еще я полечу в Екатеринбург. Улажу там конфликт с этим… пострадавшим.
– Ну уж нет, – отец посерьезнел, но в тоне его не было уверенности.
– А ведь очень хороший вариант! – Мое мнение об Алексее Алексеевиче колебалось, как котировки при биржевых спекуляциях. – Нам с вами улетать нельзя – ситуация может измениться в любую минуту. При этом на месте нужно значимое лицо от компании… и просто приятный человек. Мы же надеемся, что судебный иск не проплачен, а значит, разговоры помогут. Но пострадавший может быть настроен агрессивно…
Отец тяжело вздохнул и нехотя согласился:
– Хорошо. Лариса, тогда собирайся и хоть душу там из него вытряси, но дело уладь! Возьмешь с собой пару телохранителей на случай, если он там рвет и мечет.
Мы вышли из кабинета
