реке Харонь вниз плывете?
– Да вот, мил человек Садко, друг мой любезный, – ответствовал Калика Переплывный, – плывем поперек России-матушки в поисках соли земли Русской.
– Дело хорошее, – мудро кивнул Садко – богатый гость. – И что вы собираетесь с этой солью делать? В какое такое дело ее употребить? Какой из ея прок извлечь, какую-никакую выгоду заполучить?
И тут этим самым вопросом Садко – богатый гость поставил общество в тупик. Потому как никто этим вопросом себя не озабочивал. Все как-то так прониклись этой идеей Калики Переплывного, что об выгоде даже в голову не брали. И то правда. Вот я, к примеру, тоже иногда о счастье мечтаю, а в чем это самое счастье обретается, сам себе сказать не могу, и что мне в этом счастье никакой прагматики не подразумеваю… Как и у другого люда: вроде все есть, а счастья нет… Конечно, спроси у какого-нибудь человека на гребне: «Ты счастлив?» – «А как же!» – ответит тот и тут же призадумается. И тут же вылезает хреновина, а что он под этим «а как же» имеет в виду? И о каком таком счастье помышляет? Конкретно.
Так вот и наш корабельный люд ушел в раздумье, на кой ляд им сдалось знать, в чем соль земли Русской.
А Калика Переплывный бороду огладил и ответил после раздумья:
– Так, мил человек Садко – богатый гость, всему свое время. Вот когда познаем соль земли Русской, тогда и определим, как эту самую соль для пользы человечества местного приспособить. На века вечные, чтобы покой настал, чтобы каждый человечек тутошний себя человеком ощущал на земле своей, а не мыкался бесцельно. С мыслью, в чем это самое всё и как этому человечку тутошнему в этой земле проживать и гармонию для себя и остальных тутошних человечков организовать…
И замолчал, устремил взгляд вдоль реки Харонь. А Аглай Трофимыч и другие насельники корвета согласно кивнули, успокоенные размеренным голосом Калики Переплывного.
И после некоторого всеобщего молчания Аглай Трофимыч, как человек светский и приличный, вежливо поинтересовался, куда и откуда движется уважаемый Садко – богатый гость. Садко расположился на палубе поудобнее, высвистел со своего корабля девицу с музыкальным инструментом гусли ГОСТ 90-60-90 (это я об девице) и зачал повествование о том, как Садко – богатый гость за три моря ходил.
Как Садко – богатый гость за три моря ходил
Как во городе то было во Новогороде,
Собирался Садко – богатый гость
В земли дальние чужестранные
С дружественным визитом —
Типа людей посмотреть и себя показать.
Ну и товаром новгородским поторговать,
Чтобы злата-серебра пополучать,
А на него заморского товара понакупить,
Да во граде Новогороде им поторговать,
Да злата-серебра с того пополучать.
По старинному купецкому обычаю.
Плыли мы по рекам российским,
Плыли мы по рекам туркестанским,
Плыли мы по морям Каспийским…
– Стоп, – перебил его Аглай Трофимыч, – а каким таким макаром вы, уважаемый, из рек туркестанских попали в моря Каспийские?
Садко приоткрыл глаза, которые перед тем закрыл (я забыл об сем сказать), приостановил музыкальное сопровождение и кротко неубедительно ответил:
– Таким. – И дал отмашку девице с гуслями на продолжение аккомпанемента. Ну, та и продолжила, потому как приказ начальника – закон для подчиненного. Ну, и Садко – богатый гость продолжил:
И в тех морях Каспийских
Буря морская зачалась.
То царь морей Каспийских
Гневом гневался,
Злобой злобился,
Бурей буревался.
Одним словом, совсем охренел старый…
Тут Садко – богатый гость почему-то поник головой и замолчал.
– Ты что, красава? – поспрошал его Нупидор.
– Да, – поддержал его Сидоров Козел от руля.
– В чем проблема? – как светский человек добавил Аглай Трофимыч.
– Почто пауза? – включился Калика Переплывный.
Да и Марусенька взглядом своим волооким также потребовала продолжения банкета.
Тяжким вздохом вздохнул Садко – богатый гость и махнул рукой гуслярше. Ну, та и гуслянула. А Садко – богатый гость и продолжил:
И вот три дня волнуется-бушует океан,
Как хрен во в нем болтается корабль по волнам.
И жертвы человеческой требует
Владыка царь морской,
Чурка черная, чернейшая,
Нерусь нерусская окаянная…
И тут, значит, я собираю команду на палубе, мол, ребята, не выдайте, прошу, значит, добровольцев, к царю морскому, чурке черной, чернейшей, неруси нерусской окаянной в жертву, чтобы братьев своих спасти от неминучей гибели в морских пучинах Каспийских морей. – И опять замолчал, естественно, поникнув головой. А потом вздохнул и проникновенно обратился к застолью:
– Так вот, друзья мои, хотите верьте – хотите нет, ни одна сука не согласилась пойти в жертву. Мол, дома жена-дети ждут, их кормить-поить надобно, куда они без нас… Ну, и пришлось други мои, мне самому в жертву идти… И вот я собираю свой походный чемодан, беру кондомов дюжину и книгу «Мопассан». А потом встал ногами на бугшприт, сказал команде: «Не слуги, а задрыги вы…». Дальше забыл слова…
И опять Нупидор выручил:
– «…раздался пьяный крик, мелькнула жопа с яйцами, и океан затих…»
– Правильно, – одобрил Садко – богатый гость и мотнул головой в адрес гуслярши (если кто забыл – ГОСТ 90-60-90). Ну, та и гуслянула:
А на дне морском Каспийском
Чудные чудеса творятся…
Царь морской сидит на троне,
Пригорюнившись,
Слезу пускает горючую:
Мол, разврат развратный идет,
Мол, размноженье не идет,
Мол, морской жизни крандец идет.
И действительно, на щуку взгромоздясь,
Тарах-тах-тах ее карась.
А вот еще картиночка, достойная пера:
Малюточка сардиночка насилует кита.
А где-то недалече медузу рак дерет,
Садко в недоумении кондомы раздает…
И Садко пригорюнился. А потом плесканул себе и другому застолью зелена вина. Чтобы им горечь и беспредел морской сгладить. Чтобы все это охальничанье из его буйной головы выветрилось. А как выветрилось, он уже в прозе рассказал, что с ним произошло далее в морских глубинах, когда и как он со дна морского к себе на судно возвернулся.
– И Царь морской с горечью говорит, что вся эта хрень пришла из Атлантического океана, куда в свое время отправился на обучение большой морской жизни некий юный пескарь. В надежде стать премудрым. Но, видно, не тому
