как разговаривает, скорее, отвечает на вопросы. Аланьев, к слову, туда же. Тем не менее, должна сказать, что Туманов с преподом между собой ладят просто отлично. Я бы очень хотела наладить отношение моего окружения к Артему, однако, знаете, это крайне сложно дается, когда тебя сопровождают такие вот фокусы!
Наверное, звонивший остался доволен услышанным. В любом случае, дожидаться звонков с извинениями я не собиралась. Выключила мобильник и швырнув его на стол повернулась к зубоскалящему родственнику.
— Просто молчи, Владик. Просто молчи.
Он кивнул, а после засмеялся от глупости ситуации.
— Везет же нам на любовь, Ари.
Я вхожу в квартиру расслабленная и отдохнувшая, несмотря на сложный морально и богатый на события вчерашний день. Все же полезно от всего отдохнуть, собраться с друзьями и болтать ни о чем.
К моему удивлению, Артем уже проснулся и открывает дверь спальни, едва я успеваю тихо закрыть входную.
— Привет, — первым здоровается он, а я пытаюсь убедить себя, что обиженные нотки в его голосе мне все-таки послышались.
— Привет, Артем. Я ненадолго. Хочу переодеться, собраться. К девяти мне на работу.
Не то, чтобы это было для него новостью, потому что рабочий график у меня однообразный вот уже практически три года, полгода из которых мы живем вместе. Разуваюсь, прохожу мимо него в спальню и открываю большой зеркальный шкаф. Он молчит, сложив на груди руки и сверлит меня долгим взглядом, а я стягиваю с себя одежду и беру в руки длинное по щиколотки вязаное платье цвета айвори. Сегодня туманно, ветрено, накрапывает дождь, а это платье такое уютное, окутает меня теплом и…
— Ты так и будешь молчать? — допытывается Артем, а я не успеваю подавить раздраженный вздох. Не хотела же перед работой ругаться! У меня важный проект, а еще Ветров!
— Что ты хочешь, Лукашин?
— Ах, Лукашин? Мы уже не в университете, Арина! И я больше не на вторых ролях у тебя на подтанцовке, понятно? Я уже не ребенок! — последнюю фразу он просто выкрикивает, голос скатывается на фальцет, резанув по барабанным перепонкам. А я не к месту думаю, что ему только ножкой стукнуть для полного театрального действа не хватило. Но внутри остаюсь абсолютно спокойной.
— Ну так и не веди себя как ребенок, а займись наконец делом, Артем, — говорю и забрав с собой платье иду в ванную комнату в нижнем белье, которое успела на себя натянуть.
Его пальцы смыкаются на моем запястье, когда прохожу мимо, а когда смотрю на него он отпускает руку и опускает глаза, скрипнув зубами от злости. Молчит, а я не хочу выдавливать из него слова. Если захочет что-то сказать, скажет. Я не в том статусе, чтобы указывать ему на ошибки и велеть извиниться. И примерять на себя роль мамочки не собираюсь.
Спустя двадцать минут я полностью собранная выхожу из ванной, а дверь спальни плотно закрыта. И поскольку я не горю желанием выяснять что за ней делает Артем, то просто меняю сумку на широкий вместительный бежевый клатч и переложив пару нужных мелочей выхожу из дома, не прощаясь. Ноутбук на работе, а если и понадобится, то просто брошу его в машину, так что большая сумка ни к чему.
Дорога в офис успокаивает меня. Временами мне кажется, что за моим желанием водить стоит вовсе не комфорт; мне нравится это уединение: машина, дорога, музыка и я. Обдумывая наши с Артемом ссоры, они все больше кажутся мне наивной чепухой. Мы слишком давно вместе, чтобы бросать все на половине пути.
И пусть Артем Лукашин никогда не был героем моих девичьих грез, но он надежный, с ним комфортно, нет эмоциональных качель и метаний. Нет и подъемов, но разве после того, как меня этим подъемом прихлопнуло, мне это нужно? Нет. Конечно, нет. Он любит меня, а я… Наверное, совсем разучилась чувствовать то самое на букву «Л».
«— Моей любви хватит на нас двоих, Арина,» — сказал он тогда. И я доверилась ему, открылась настолько, насколько могла. В какой-то момент я посмотрела на него совершенно другими глазами. Не глазами студентки Арины Тумановой, первой красавицы курса, мир которой в одночасье рухнул, а взрослой состоявшейся девушки, женщины. Той, кто открестился от минимальной возможности что-то ощущать.
Появилась привязанность, я привыкла к частоте наших встреч и свиданий. Нет, это не была искра, страсть или помутнение рассудка от чувств, но я считала, что это что-то более глубокое, взрослое, цельное, будто отражение меня самой. Потому мое. И я согласилась жить вместе, чтобы наконец смотреть вперед без оглядки на того, кто и не подумал приехать. Потому что даже спустя огромный шмат времени, я думала-думала-думала и представляла не того, оставаясь наедине с собой после тяжелого дня. Сначала работа в офисе, затем полтора часа в спорт зале и по идее я должна была засыпать, едва коснувшись подушки. Нет.
И вот тогда я решилась. Решила выбрать того, кто столько лет меня любил, того, кто знал правду, того, кого я не смогу полюбить сама. Делая выбор, я выбрала себя, свою целостность, а затем уже его. Артема Лукашина. Того, кто клялся любить за двоих, ведь сделать шаг назад стало невозможным, и я разрушила для себя дорогу, по которой могла бы вернуться окончательно. Раз и навсегда, однажды собрав свои вещи и перевезя их на съемную квартиру, арендованную Артемом.
Тая меня не понимала, говорила, что советовала отвлечься, а не это все; родители смотрели с откровенным неодобрением, а Влад не помню в Швеции он еще был или на какой-то конференции за границей, однако грозился приехать, а вместо него, доверенным лицом приехал Аланьев.
Я сказала преподу как есть и он, желавший, — а я знаю, что это так, — назвать меня дурой, но не сделавший этого из уважения, сказал лишь, что однажды я очнусь, а я ответила, что давно не спящая красавица. Марк хмыкнул, но ничего больше не добавил. И я была за это признательна. Больше меня не донимала даже Тая.
Я сделала все, чтобы забыть. И забыла. Честно-честно забыла.
Ну и что, что сейчас не ладится, это просто период такой. Вся жизнь — зебра. Полоса белая, полоса черная. Надеюсь, к вечеру мы с Темой придем в себя и снова станем прежней влюбленной парой. Может, даже выберем фильм или приготовим ужин…
Поскольку минуса эмоциональности мы обсудили, то вот пара плюсов в копилку справедливости ради: я отходчива. Если обида не до гробовой доски, разумеется, то достаточно получаса, чтобы я уже придумывала
