дежурная еще издали, тоном, исполненным раздражительной скуки. Злое лицо очень шло к ее погонам. — Чего буянишь?! На место сел, б-я! — разгоняя голос, скомандовала она и, вскинув руку, звезданула по решетке ключами рядом с перекошенной физиономией узника.
Выяснять почему завыл парень стражница не стала, развернулась и так же неспешно удалилась, туда, откуда доносились звуки, похожие на гул стадиона. Менты смотрели кубок кубков, не отрываясь от рабочего процесса. А это чмо посмело мешать.
Санек обмяк, отпустил решетку и обернулся — в углу, облаченный в парадный китель и джинсы, скрестив тощие ноги и сдвинув густые щетки сивых бровей, сидел дед Артюхин.
— Как?! — простонал парень, плюхаясь на скамейку.
— А вот так! — ответил сокамерник мрачно.
— Но, но… — не веря глазам, забормотал Саня. — Как вы исчезли?
— Если бы спросили — куда? Я бы ответил так же — не знаю! — дед помедлил и добавил доверительным шепотом: «Теперь-то вы верите, что я градоначальник Санкт-Петербурга!»
— Верю, — кивнул парень и неумело перекрестился.
— Не бес я. Не бойтесь. Я продукт неудачного эксперимента. Если желаете, могу рассказать.
Санек желал, очень желала. Его аж трясло, как желал. Похоже, Артюхин словил тот же приход, что и они с Лушей… но от чего?
Петр Михайлович тяжко вздохнул, прикрыл глаза, вытянул ноги, пошевелили грязноватыми пальцами и начал скрипуче, чуть заметно раскачиваясь из стороны в сторону:
— Род мой малоросский, дворянский. Гимназия, военное училище. Воевал в русско-турецкую. Закончил академию. Женился. Детей завел. Высочайшим повелением был ко двору допущен. Да-с. А с семейством каждое лето мы в Сочи отдыхали. Жена моя, Анна Сергеевна, любила путешествовать, такая неугомонная была. Открыла она там для себя место удивительной природы, Красная Поляна называлось. Потом то его в Романовск окрестили. Горное местечко с целебным климатом, так нам приглянулось, что я Николай Александровичу посоветовал обзавестись резиденцией в этом райском уголке. Мой совет пришелся ко двору. Да-с. И решено было выстроить царский охотничий домик на случай приезда. А надзирать за строительством государь поставил вашего покорного слугу. От щедрот царских, да и от излишек строительных, хе-х, я и себе домик соорудил каменный, в кипарисовой рощице рядом с целебным источником. Каюсь. Еще и на цементный заводик неподалеку хватило.
За два года стройки место преобразилось. Сановные, да богатые дачники из столицы, прослышав о кавказском парадизе, настроили знатных домиков неподалеку от царского. И члены государственной думы, и графы, и промышленники, и генералы. Юристы, артисты, доктора знаменитые… А среди них был один известный в Петербурге фармацевт, доктор медицинской химии Александр Васильевич Пёль. Как-то пересеклись мы с ним за вистом у графа Бобринского. Правда, Александр Васильевич не играл. Покуривал сигару, да на нас поглядывал, грешных. Страстишка, я вам доложу, не из приятных, но затягивает, точно в речной омут. И с головой. Картежник я был азартный, хоть и прикрыл все игральные дома в столице. А вот сам… Но я удачливый был. Нужная масть к рукам так и липла. Помню, у купца Морозова взял за преферансом десятин сорок земли у Черного моря… Так вот. Как-то разговор у нас зашел про мужскую силу. Тут профессор нам предложил свой новый порошок спермин. Средство уникальное. Эликсир жизни. А я к тому времени, хоть и в силах был немалых, а вот облысел на темени неприлично. Волос сделался тонким, жирнился быстро. Чего мне только жена не предлагала для росту. Каких новомодных шампуней и масел. Все попусту. На следующий день посыльный принес мне презент от профессора — несколько флаконов. Жена уговорила и я начал курс. Не поверите — волосы мои ожили, заколосились густо на макушке и темени. До сих пор дремучим лесом стоят, не продраться. — Ваше превосходительство для наглядности ухватил себя за шевелюру и подергал.
Саня слушал с таинственным предвкушением, распахнув глаза, стараясь и звука не пропустить. А дед тем временем неспешно подбирался к самому главному.
— Дело было уже в Петербурге. Кажется в девятьсот седьмом. Я тогда уже губернаторствовал. Ложится мне на стол бумага, секретное донесение, мол, доктор химии Пёль в своей лаборатории проводит опасные опыты. Пуская по ночам из башенной трубы неведомые пары в атмосферу. Да такие зловредные, что у жителей близлежащих домов случаются галлюцинации и обмороки. Компания по дискредитации господина Пёля тогда уже вовсю раскручивалась газетчиками, писавшими неимоверную чушь про, то, что поставщик двора Его Императорского Величества занимается магией и алхимическими опытами, как и его папаша, перегоняя ртуть в золото. Неконтролируемое производство, которого может подорвать финансовые основы государства. Этакая околесица!
Артюхин умолк, перестал раскачиваться, свесил ноги и по-кучерски сгорбившись, уставился в пол. Только плечи его синхронно подергивались, будто сквозь ветхое тело пропускают слабые токи. Неожиданно дед вскинул голову и, осклабился, — в темной пасти кроваво сверкнул единственный клык. Санек отшатнулся, так что ушиб затылок о стену.
Ваше превосходительство, уловил искру паники в глазах собеседника и, растянув губы в широкой улыбке, щелкнул пальцами по блестевшему зубу.
«Натуральный рубин. Один и остался», — уже печально вздохнул он и продолжил:
— Поначалу я думал, что так конкуренты сводят счеты с профессором. У всякого человека достигшего определенных высот в своем деле найдется с дюжину злопыхателей. Но оказалось полицейское ведомство давно присматривается к господину Пёлю и его подозрительным опытам в башне. Полицейский департамент это знаете ли, не дровами на Сенном торговать. Там люди серьезные. Шуток не шутят.
Не скрою, к господину Пёлю я питал теплые чувства. И так случилось, что в ближайшие выходные мы отправились с семейством подышать морским воздухом в Петергоф. И удивительным образом встретили в парке Александра Васильевича. Там и состоялся наш тет-а-тет. Нарушая все инструкции, я сообщил профессору об интересе сыскной полиции к его занятиям в башне. Что корреспонденцию просматривают на предмет политической и социальной опасности его действий, как они подозревают, направленных против существующего порядка вещей в государстве и обществе. Доктор меня выслушал, поблагодарил и мы расстались. Оказалось навсегда. Через год, в девятьсот восьмом, в конце августа пришла печальная весть — господин Пёль, будучи в Берлине на каком-то научном симпозиуме скоропостижно скончался. Похоронили его на Волковском лютеранском кладбище. Да-с. Рихард и Альфред продолжили дело отца. И фабрика работала и лаборатория…
— Отчего он умер? — перебил Санек, нескончаемо длинный рассказ, ему натерпелось приблизить финал. Он всерьез опасался, что дед начнет повесть о Рихарде и Альфреде, позабыв за подробностями о цели — как «ваше
