знала, что подруга права. Дракодилы очень любят сладкое, но если бы они сейчас столкнулись лицом к лицу с одним из них, Корделия не уверена, что тянучка поможет им и в этот раз.
Хотя мысль о дракодилах беспокоила Корделию, эта же мысль вызывала у неё и другое чувство, которое в последнее время становилось привычным. Ярость. Дракодилы уничтожили это место, где было так много от её отца, так много воспоминаний о нём. Это было несправедливо. Смотреть на эти разрушения было больно; Корделии хотелось причинить боль тому, кто это сделал.
– Нам нужно идти домой, – сказал Дэш, нарушив молчание. – Что-то не так.
– Вот почему мы должны идти дальше, – ответила Корделия, скомкав обёртку в руке и оглядываясь по сторонам. – Должен быть другой путь.
– Мы можем переплыть реку, – предложила Ларкин. – Течение несильное.
Корделия покачала головой.
– Не сможем, если мы будем нагружены сумками, и даже если мы доплывём, еда и карта будут испорчены.
Зефир обшарил взглядом берег реки, наблюдая за тем, как вода лениво плещется об илистую сушу. В темноте было трудно что-либо разглядеть, но через пару минут его внимание что-то привлекло. Корделия проследила за его взглядом.
– Видишь это? – спросил он, указывая на деревянное свинью, прибившуюся к берегу. – Похоже на обломок, но, может, он сумеет вместить всех нас, как плот.
– Может быть, – сказала Корделия.
– Насколько я знаю, у тебя нет идеи получше, – заметила Ларкин. – И это именно ты сказала, что за сегодняшнюю ночь мы должны преодолеть как можно большее расстояние. Мы зря тратим время на споры.
Корделия поджала губы и посмотрела на импровизированный плот.
– Хорошо, – сказала она, поправляя на плече сумку. – Но если мы утонем, я вас всех убью.
Это была шутка, но по тому, как Ларкин, Дэш и Зефир посмотрели на Корделию, она поняла: они восприняли её слова всерьёз.
Пока они вчетвером спускались к плоту, Зефир и Дэш остановились, чтобы отломить от ближайшего кипариса ветку, которая выглядела достаточно длинной, чтобы управлять плотом. Поскольку Корделия и Ларкин были выше ростом и сильнее, мальчики забрались на плот, держа палку вдвоём, а их сёстры оттолкнули импровизированное плавсредство от берега, после чего запрыгнули сами. На секунду все затаили дыхание, но плот поплыл к середине реки и не утонул.
– Молодец, Зеф, – сказала Ларкин. – Теперь… как нам рулить этой штукой?
Зефир и Дэш управляли плотом вдвоём, стоя на противоположных сторонах, чтобы вес был равномерно распределён, и передавая друг другу палку. Один из них погружал конец палки в воду, пока она не упиралась в дно реки, и подталкивал плот всё ближе и ближе к дальнему берегу, а затем передавал палку другому, чтобы сохранить равновесие.
В это время Ларкин и Корделия сидели в самом центре плота, подтащив к себе все четыре сумки и стараясь как можно лучше распределить вес. Плот казался таким хлипким, Корделия боялась чихнуть, чтобы не опрокинуть его.
Они как раз добрались до середины реки, когда Дэш замер, и палка чуть не выскользнула у него из рук.
– Вы это слышите? – спросил он шёпотом.
– Нет, – ответила Корделия, нахмурившись, но как только это слово слетело с её губ, она услышала голос. Песню.
Сам голос не был особенно красивым: не таким красивым, как у мисс Кавендиш, которая выступала на празднествах Солнцестояния и других сборищах, исполняя известные всем частушки и печальные баллады; не таким красивым, как у Талии, которая пела им колыбельные, когда они были детьми, а теперь иногда напевала себе под нос, работая на гончарном круге. Нет, этот голос не был красивым, но он всё равно проникал внутрь, как заноза. Это был голос, от которого стыла кровь.
Все замерли, и плот перестал продвигаться вперёд, почти остановившись на середине реки. Никто не смел ни говорить, ни двигаться, ни даже дышать, в то время как голос приближался. В песне, которую он пел, не было слов, только музыка, которая наполняла воздух, неотвратимая и пьянящая.
Вода на реке пошла рябью и волнами, и когда пение достигло крещендо[1], рядом с плотом возникло лицо с огромными глазами; оно было наполовину погружено в воду и окружено спутанными кудрями цвета водорослей, сверкавшими в лунном свете.
– Болотница, – чуть слышно промолвила Ларкин.
Корделия не стала её поправлять, хотя ей очень хотелось это сделать. Она уже видела их – они все видели. На первый взгляд болотницы казались почти людьми, но всё в их внешности было слишком резким, слишком тонким, и ниже талии они были покрыты чешуёй самых разных цветов. Но дети всегда видели, как они игриво плескались на отмелях реки, весело пели и махали прохожим. Болотницы были дружелюбными, они были красивыми, они были счастливыми.
Ничего этого не было в существе, которое медленно воздвигалось из воды перед ними, пусть даже внешне оно и походило на болотницу. В её глазах не было доброты, а если она и была красива, то только в том ужасном смысле, в каком может считаться красивым кошмар. Красота с клыками и когтями.
И она была не одна. Когда она вынырнула, её сёстры тоже поднялись из воды, окружив плот со всех сторон. Корделия попыталась сосчитать их, но после двадцати поняла, что это безнадёжное занятие… да и какая разница? Юные путники всё равно оказались в ужасном меньшинстве.
13
Все четверо сгрудились в центре плота; Корделия наблюдала, как огромные тёмные глаза болотниц уставились на них, словно на шоколадный торт. Корделия крепко прижимала к себе Дэша, хотя он извивался, пытаясь отстраниться от неё.
– Они не смогут нас достать, – сказала Ларкин, но, несмотря на смысл её слов, в голосе её звучала паника, как будто она сама не верила в то, что говорила.
Но она была права. Корделия знала это, и Дэш с Зефиром, несомненно, тоже. Плот был достаточно велик, чтобы их нельзя было ухватить, а болотницы не могли покинуть воду. Корделии казалось, что она всегда знала об этом и лишь однажды усомнилась.
Она вспомнила, как её отец, сидя рядом с ней на берегу реки, учил её ловить рыбу; он отгонял плескавшуюся рядом болотницу, которая могла запутаться в их лесках.
– Они похожи на нас, – заметила Корделия. По правде говоря, она считала, что болотницы, с их огромными глазами, высокими острыми скулами и длинными струящимися волосами, которые даже в мокром состоянии выглядели идеально, красивее людей.
Её отец на мгновение задумался над её словами.
– Болотницы – это иллюзия, – сказал он наконец. – Мы видим их как
