ответами на билеты, выписанных мельчайшими буквами и цифрами. Были полоски тончайшей бумаги спрятанные под прозрачным кожухом авторучки. Искать ответ на билет надо было вращая внутренний цилиндр ручки относительно внешнего. Девчата исписывали формулами ноги от колен до трусиков, в этом им было легче, только подними юбку до «нужного ответа». Но юношам легче было проносить на экзамены конспекты и даже толстые учебники. Достаточно было надеть рубашку на выпуск и застегнуть поплотнее пиджак или курточку. После многих экспериментов я пользовался шпаргалкой в виде обычного листка, вырванного из тетрадки. Такие, чистые, нам выдавали при подготовке ответов на экзамене. Листок был исписан вкривь и вкось формулами и не привлекал внимания среди таких же исчерканных листиков.
Был у нас еще один прием успешного преодоления сессионных барьеров. Зачетная книжка представляла обложку с фотографией и печатью и вкладыша из нескольких страниц бумаги. На первой странице вкладыша шли данные студента: ФИО, специальность, факультет и т. д. На следующих страницах в таблицы заносились предметы и сессионные оценки. Вкладыш был прикреплен к обложке в типографии скрепками, как в паспорте. Вы уже догадались, что если разогнуть скрепки и вынуть страницы с фамилией студента и оценками, а на это место вставить вкладыш из другой зачетки, то фото студента и его данные уже не будут соответствовать действительности. Эта особенность была дополнительным стимулом не ходить на лекции и не дать преподавателям шанса «связать» в памяти твою «фотографию» с фамилией.
Сдавали «за того парня» обычно на паритетной основе. Я специализировался на «гуманитарных» предметах — истории КПСС, диалектическом и историческом материализмах, политэкономии. Там где наука не содержала жестких формул, и определений и можно было с помощью диалектики, точнее наукообразной болтовни, ответить и на незнакомый тебе вопрос. А другие ребята хорошо знали точные науки и терпеть не могли философию. Я обычно выносил с таких экзаменов твердые четверки и даже пятерки. Мне отвечали тем же.
Друг Юра
Только один раз я поддался на уговоры друга Юры с электрофака и сдал за него историю КПСС. На «отлично». Юра только что перевелся в наш институт из Караганды. Лицо его не знал ни один преподаватель. Он уговорил меня не ходить на математику, мол, я ас в этом предмете и гарантирую пятерку. Я и сам мог сдать математику, но напор был так силен, что я согласился на «бартер». Юра вошел в аудиторию, взял билет и показал нам в полуоткрытую дверь растопыренную пятерню. Двери прикрыли. Когда Юра вышел, мне показалось, что оценка далеко не 5 баллов. Действительно, Юра не справился с задачкой, и преподаватель предложил ему подготовиться и прийти еще раз. Во второй раз Юра вынес трояк, убеждая нас, что отвечал на отлично, а профессор из принципа при повторной сдаче больше тройки не ставит.
Потом, узнав Юру поближе, я не согласился бы доверить ему свой экзамен. Он оказался на редкость самоуверенным и импульсивным деятелем. Энергия бурлила в нем как в паровом котле, всё время появлялись какие — то идеи. Заканчивались большинство из них обломом, но тут же возникали следующие прожекты. Вот один штрих, характеризующий его натуру. Он любил ездить в такси, и вообще, форсить. Отец, армейский офицер, выдавал ему приличные деньги на проживание, кроме этого, Юра подрабатывал дежурным в котельной по ночам. Деньги были, но и тратил он их без разбора. Так вот, в такси у него был заготовлен трюк при расчете. Когда водитель называл сумму за проезд, а она обычно при городской поездке была от 40 до 90 копеек, не превышала рубля, Юра не глядя вынимал из кармана рубль, бросал водителю вместе с гордой фразой «Сдачи не надо!» и быстро выскакивал из машины. Эти «понты» его не раз подводили. Он часто жаловался нам, что опять перепутал карман и бросил таксисту вместо рубля пятерку, а то и червонец!
Я запомнил еще одну его историю. Мы помогали ему сдавать зачеты по английскому. На этот счет у нас с молоденькой преподавательницей была отработана взаимовыгодная методика. Она на кафедре иностранных языков отвечала за организацию англоязычных вечеров. Там каждый язык был представлен, и преподаватели соревновались, какой вечер пройдет интереснее. Приглашали иностранных студентов, благо в нашем ВУЗе учились представители из 32 стран. Но хозяева тоже должны были продемонстрировать радушие, интернациональную дружбу и знание языка. Мы предложили преподавателю исполнить песни на английском. Она принесла нам тексты патриотических советских песен в переводе. Мы с большим удовольствием разучивали и исполняли под баян и гитару наши «Летят перелетные птицы», «Хотят ли русские войны?» или «Пусть всегда будет солнце!» Юная «англичанка» получала похвалу на кафедре, а мы зачет по языку. Да еще на вечерах можно было попить чайку с конфетами и пирожными, что тоже было хорошим подспорьем к нашему полуголодному Немецкий у него в голове не держался. Но, чтобы произвести впечатление, он каждый раз в новой школе специально опаздывал на пару минут на первый урок по иностранному языку. Войдя в класс, он скороговоркой произносил;
— «Иншюльдиген зи, битте, майне фершпетунг!» (Извините, пожалуйста, за моё опоздание).
Учительница ахала от таких знаний новенького и долго еще не подозревала, что его немецкий исчерпывался этой, единственной фразой. Юра так часто к месту, а чаще невпопад, щеголял этой фразой, что она отложилась у меня и всех его друзей на всю жизнь. Мы уговорили его перейти на английский. Ему было всё равно, он не знал никакого. Зато вместо сдачи длинных переводов текстов газетных статей, он бодро подпевал нам на вечерах и получал свою долю пирожных и зачет.
Экзамены с видом на Черное море
Вершиной же организации коллективной и практически беспроблемной сдачи летней сессии была найденная нами формула — «Если студент не идет к преподавателю, то преподаватель идет к нему!». У нашего института был студенческий спортивно — оздоровительный лагерь «Чайка» в 44 километрах от города на берегу моря. Летний период работы лагеря разбивался на четыре 24-дневные смены. Путевки распространял профком по смешным ценам, 12 рублей за смену. Остальные расходы компенсировал лагерю профсоюз. Конечно, такая халява была в дефиците. Но на первую смену, с 1 июня, желающих было мало — сессия.
Наш староста предложил профкому идею, от которой, как говорится, было трудно отказаться. Мы всей! Группой выезжаем на первую смену, а преподаватели приезжают к нам в лагерь принимать экзамены. Мы даже доставку их берем на себя. У отца Петьки Лапина была Волга ГАЗ-21 и он
