до писчих принадлежностей. А в столицу я стремлюсь верно, в любом случае: в общем-то, я как-то привык к цивилизации, а не кадушкам и поливающим толстым бабам, которые глазки закатывают, губищи облизывают, прыщами сияют… гадость, блин! Ну и вопрос законов: империя, судя по всему — сословное, но правовое государство, насколько это возможно. И, кстати, возможно более правовое, чем родина: да, сословия, да, «серые зоны», но понятные и прописанные. А то в суде, бывало, голову сломишь, какой из противоречащих друг другу законов применим, какое у судьи настроение, а не позвонил ли ему кто-то «сверху»… В общем-то, чёрт с ним, да и работа эта в прошлом, но то, что законы исполнялись — а такие вещи по общению-описанию прекрасно заметны — уже немалый плюс места моего пребывания, несмотря на множество минусов.
— Забери это! А сапоги оставь! — возмутился я действиями бабищи, отошедший от мыслей.
— А почистить, господин?
— Не надо, — отрезал я. — Одежду — бери.
— А что забрать?
— Это! — потыкал я в диверсионно пробравшуюся в комнату кошатину.
Так-то и по запаху было понятно, что водятся. И, судя по всему, оправданно: грызуны быть должны, должны быть и капканы на них, пусть и мохнатые. Но пускать приспособление против грызунов в жильё — глупость. Бабища собрала одежду, погонялась за кошатиной, но всё-таки выпихнула её. А после хозяин забрал корыто-кадушку, ну а я заснул. Спал без снов, но проснулся ещё до рассвета, причём явно из-за обороничьего чутья. Мне готовили сволочную диверсию! Давешняя кошатина, невесть как проникшая в комнату, с злодейским выражением морды, примерялась враскоряку над моими сапогами! Но проснулся я во время, не вставая ухватил вредительницу за шкирку. Та подёргалась, глянула на меня и обмякла с видом невиновно привлечённой к ответственности.
— Утопить бы тебя, заразу, — сообщил я диверсантке.
— Мяу-у-у…
— Да хрен с тобой. Но ещё раз увижу — так легко не отделаешься!
— Мяу-у-у-у-у!!! — сиреной взревела кошатина в полёте, получив смачного пенделя и скрываясь в коридоре.
— И так будет с каждой заразой! — негромко посулил я. — Ну и побудку, похоже, устроил, — хмыкнул я, скрываясь в комнате.
Зевающая бабища с моим барахлом появилась через пару минут. Сухое, чистое, даже воняет какой-то пахучей травой. Вроде и не слишком противно, так что пусть будет.
Оделся, спустился — оба зала были пустыми, запросил у позёвывающего хозяина еды в дорогу, рассчитался и потопал. Дело в том, что ночевать в лесу у меня желания не было: и в мире мертвецов нарвался на рысь, а в реальности животных побольше. Не факт, что убьют, но спать не дадут, могут одежду испортить и вообще — нахрен надо. А до Гденьска — день «конного» пути. Но кони — отдыхают, и вообще, вроде как не намного превосходят человека в дальности. В скорости, конечно, да, но за день те же сорок километров, а то и поменьше. Но сорок километров пёхом — это нормально для «нормального человека». А я, вроде как, оборотень. Так что вполне обоснованно собирался добраться до Гденьска до вечера, но выйти пораньше — только разумно.
И вот, минут через десять ходьбы догоняет меня топот. И — давешний аристо, этот… Коржун, кажется. Без спутницы, причём явно меня догоняет, с мордой решительной. Догнал, соскочил с лошади.
— Извольте остановиться! — заголосил он мне в спину, поскольку я хоть и напрягся, но продолжал топать по своим делам.
— С каким делом ко мне обращаетесь? — вполоборота встал я.
— Преподать урок наглецу! — выдал этот тип, посылая в меня с руки тень.
Правда, память Михолапа меня фактически сразу успокоила, более того, эта колдовская «атака» подняла некий пласт знаний, о «зверодухах», некоей атакующей магии, если так можно выразиться. По крайней мере, меня такими духами-росомахами Михолап атаковал, вот только этот Коржун… Ну в общем, там был слабый, да ещё одиночный дух. И я его просто поймал в воздухе слегка изменённой лапой.
— И вправду, урок наглецу — дело нужное, — задумчиво откомментировал я, разглядывая агрессивно фыркающего духа-ежа, зажатого в руке.
Иголки, кстати, меня не «кололи», да и вообще ощущения от «удержания» были странными, не вполне телесными. Ну а мне этого петушка гамбургского надо покарать — а то совсем охренел. И хлыст, развёрнутый второй рукой, прекрасно сгодился: Кожун противно повизгивал, подпрыгивал, пытался ухватиться за рукоять сабли и получил по лапе до рассечения. Вскочил на лошадь, матерясь, после чего конина получила по заднице с оттяжкой и понесла. А наперекосяк, стараясь удержаться, на ней болтался этот воен картонный.
— Это я молодец. Но, возможно, затрофеить что-нибудь стоило… Хотя нет, — рассуждал я. — Этого можно было и прибить, по уму. Но нечем, да и основное барахло на лошади, а она к себе не подпустила бы.
И надо бы мне какое-то оружие, кроме хлыста. Или научиться пользоваться теми же «метательными духами», да и с оборотом разобраться: происходит он фактически рефлекторно, но на что я в нём способен — не представляю. В Гденьске и проверю, решил я, но судьба моим намерениям скрутила дулю.
6. Бандитизм и героизм
В целом путь к Гденьску был довольно спокоен и даже приятен: несмотря на близорукость, виды были довольно симпатичные. Само тело меня чертовски радовало своей формой: очень приятно идти быстрым шагом, не испытывая даже через три часа ни малейшей усталости. И, наконец, несмотря на этого придурошного Коржуна, экстраполируя имеющуюся информацию, я окончательно подтвердил свои выводы: цивилизация тут есть, она кустарно-магическая, а не индустриальная. И как следствие, чем более «центрально», тем более цивилизованно. А это: бытовой комфорт, вымытые любовницы (а не толстые официантки-пейзанки, к которым принюхиваться страшно!). То есть, я иду не просто в место, где можно получить-выслужить что-то полезное (как-то, в отличие от Михолапа, в полезности орды пейзан «на шее» я несколько сомневался, потому что пахать же придётся звиздец как!), но и просто приятно пожить можно будет, без всякой «средневековой романтики», чтоб его. Кроме этого, проглядывала вполне реальная
