изгородь ночью подмыло, и в итоге пяти овец мы не досчитались.
Я вызвался отправиться на поиски. Не люблю этот выпас перед Храмзой. Шумно.
***
Глава 8
*** Тэм
Ветви деревьев подлеска вздрагивали, роняя капли ночного ливня в прибитую ветром траву. Адар трусил впереди, не обращая внимания на мокроту. Я тоже не обращал. Он принюхивался, я приглядывался. Далеко овцы убежать не могли. Ле с Хэмишем пошли наверх по склону, проверить. Мы с Адаром уже спустились к самому лесу, а все никаких следов.
Я в который раз потянулся к свистку на груди. Так зову овец. И тут Адар зарычал. Я превратился в слух, чтобы определить направление блеяния. Но услышал ржание. И голоса. Шум, как от процессии.
И еще - ту песенку про Ярмарку в Скарборо. Дудочка звучала точь-в-точь, как у племянницы Хэмиша, ей вторили чьи-то струны, и чистый голос. Я сглотнул. Сильный, тягучий и нежный, как у Мэри, когда она выходила в море и напевала шанти. Этот голос проникал в самое нутро, разделяя душу и дыхание.
- Адар, к ноге, - негромко прикрикнул я псу, собравшемуся было ринуться под сень ветвей. Сам не знаю зачем, я притаился за стволом поваленного дерева. Сверху капнуло за воротник. Я вздрогнул и натянул килт поудобнее. Сам не знаю, зачем я хотел увидеть, кто поет. Не Мэри же.
*** Рони
Мы шли и шли. Я знала, что до дома не очень далеко, но вокруг было мокро, и нога болела. Я уже совсем начала жалеть, что сбежала. Мама, наверное, обнаружила, что меня нет и переживает. Быть Тюленем не очень хорошо. Я даже думала, что хорошо было бы заболеть лихорадкой и умереть, и не мучаться всеми этими мыслями.
А еще Терри. Он плелся такой заплаканный, и на щеке у него была та некрасивая царапина. Мне его было жалко. Не знаю почему. Даже не знаю, кого больше - его или мальчика, которого сбросили с обрыва в балладе Джона.
Джон вдруг ткнул меня в бок. Он был такой веселый, словно капитан Фергюссон не сердился на нас, и словно все не ехали верхом, кроме нас троих. Это ведь так несправедливо! И еще кричали, чтобы мы поторапливались.
- А не сыграешь свою Ярмарку? - спросил Джон. Почему ему не холодно в этой зеленой рубашке? - Я тебе подпою. А то идем, как на похоронах.
Капитан Фергюссон кашлянул, но ничего не сказал. А что ему говорить. Не его ведь играть просят. Дядя Хэмиш даже обещал, что мы с ним вместе сыграем на Бельтане в следующем году. Так что надо репетировать.
- Хорошо, - согласилась я. - Терри, а ты знаешь слова?
Мне хотелось его как-то разговорить или развеселить. С таким лицом, как у него, только умирать. Но он сделал вид, что меня не слышит.
Джон перевесил мандолину со спины на перед и начал дергать струны. Как вчера. У нас так никто в деревне не умел. А какой у него был голос красивый!
- Ну, Рони? - подмигнул он мне и затянул: - На ярмарку в Скарборо когда ты поедешь...
Я достала дудочку и подхватила мелодию. Это так здорово! Играть вместе с кем-то! Джон - настоящий волшебник! И мне нравится больше дяди Хэмиша. Он красивый, а у дяди пузо большое и нос красный. Хотя он смешной. Но и Джон тоже.
*** Терри
Джон и Рони пели с ужасно просветленными лицами, думая, что так можно забыть о плохом. А то, что за ними смотрели эти злые мундиры, их не печалило.
Злые красные мундиры. Ненавистные. Из-за них я чуть не возненавидел отца! Которого я... любил. Мне казалось, что лучше вообще ни о чем не думать. Потому что иначе можно сразу в Бетлем*. Так отец и говорил.
У меня пересохло во рту. Мне хотелось открыть рот и языком ловить капли, сползающие с листьев над головой. А не все ли равно? Лес заканчивался. Мы выходили на открытый склон. Там сквозь тучу пытался пробиться луч солнца. И вдруг в голове все стало на места.
Отец. Я должен найти его и вытащить! И мы снова будем варить фраох, и это все, как страшный сон, забудется. Все так просто! Медлить нельзя! Мне позарез нужно вернуться
