прими горячий душ, одежду – на батарею сушиться. Я сейчас принесу что-то из своего.
Лёша приносит мне полотенце и свою футболку.
Закалываю волосы повыше, чтобы не намочить, и иду греться в душ. Раздеваться до гола зная, что за дверью в нескольких метрах стоит мужчина, немного неловко. И я надеюсь, ему хватит благородства не врываться в ванную. Сейчас я еще точно не готова к сближению. А ещё я удивлена, что он дал мне длинную футболку, которая очень похожа на моё платье, а не что-то, что оголяло бы ягодицы при каждом движении.
Распаренная и румяная возвращаюсь на кухню, рефлекторно оттягиваю футболку вниз.
Лёша осматривает меня снизу вверх, а уголки губ приподнимаются.
– Я голоден!
– Я хочу есть!
Произносим одновременно.
– Отлично! Март, я пойду на улицу жарить шашлык. Ты не высовывайся, пожалуйста.
– Принято!
Включаю духовку, достаю тесто, смазываю его и отправляю запекаться. А пока мою овощи и зелень. Нарезаю салат. Навожу порядок на кухне. Ставлю тарелки на барную стойку и понимаю, что хотела бы сесть более расслабленно, чем смогу на высоких стульях. Но других столов не вижу.
Духовка сигнализирует, что время вышло. Приоткрываю дверцу – хлеб румяный, красивый. Запах начинает распространяться по помещению. Вынимаю противень, и в это время Лёша заходит с шашлыком в дом.
Я слежу за руками, чтобы не обжечься, и не поворачивая головы говорю:
– Хлеб готов и овощи тоже!
Словно лев подкрался! Лёша обнимает меня со спины. Я аж вздрагиваю от неожиданности.
– Женщина! В моём жилище ещё ни разу не пахло домом, но сейчас… Волшебство.
В доме действительно смешались запахи дымка, мяса, свежеиспечённого хлеба. А ещё аромат мужчины пробрался под кожу.
– Veela magic! – я взмахиваю пальцем, изображая волшебную палочку.
– Ты же знаешь, что нельзя использовать магию вне Хогвартса?
Мы смеёмся, между нами что-то определенно происходит. Он захватывает зубами мою мочку уха и тихонько рычит. А я смеюсь от того, как он соответствует моему представлению Лёши-хищника.
– Слушай, львёнок, а есть какой-нибудь столик? Не хочу сидеть за барной стойкой.
– Есть журнальный, за диваном спрятан. Поедим за ним?
– Да!
Лёша выдвигает столик на середину комнаты, зажигает камин. Я сервирую стол, кидаю на пол подушки с дивана.
Сажусь.
– Вина?
– Да. Красное?
– Определенно да.
Лёша открывает бутылку, берёт два бокала и садится рядом со мной.
Разливает вино в бокалы и отдаёт один мне.
– За продуктивные выходные и домашний уют, чародейка вне закона!
Звонко ударяются наши бокалы. Делаю глоток. Очень приятное вино оставляет ягодное послевкусие. Но первый глоток алкоголя сделан на пустой желудок, и я почти сразу чувствую, как тепло разливается по телу.
Лёша раскладывает мясо по тарелкам. Вкусный, сочный, нежный. И даже не знаю, о ком точно я так думаю – о шашлыке или о мужчине слева от меня.
– Очень вкусно!
Лёша хочет отрезать хлеб.
– Нет, нет! Отламывай! Самый вкусный кусок всегда свежий, хрустящий и оторван от буханки! Знаешь, как в детстве, когда мама отправила за хлебом, и вот ты идёшь домой, несёшь буханку, а она так вкусно пахнет под носом. И в итоге не выдерживаешь – откусываешь. Думаешь: «Ну что такого? Ведь я всего-то разочек». Приходишь домой, а ты по пути, оказывается, половину съел.
– Точно-точно. А если это была булка к чаю, то её можно было и вовсе не донести, – смеёмся оба, детство было похожим.
Отрывает кусочек, закидывает в рот и с улыбкой жмурится.
Я смотрю на такого расслабленного, довольного львёнка и понимаю, что всё – я начинаю влюбляться. Мы сытые откидываемся на диван.
– Безумно вкусно!
– Знаешь, что самое вкусное?
– Ты.
– Нет! – смеюсь. – Макать хлеб в сок от салата.
Лёша отламывает ещё кусок хлеба, макает его в миску, где был салат, и протягивает к моим губам.
Обхватываю мякиш, цепляя губами кончики пальцев.
Сейчас между нами искрит.
Такой простой ужин, лёгкое общение, вино нас расслабило и сблизило.
Делаю так же, как он. Отламываю хлеб, окунаю в сок и подношу к его рту. Лёша цепляет зубами еду, а мою руку прижимает к губам и целует в ладошку.
– Давай уберём со стола. – я прерываю наш контакт.
Смотрит на меня, улыбается будто прочитал мои мысли и понял вообще всё, что у меня в голове.
Да, я трусиха и испортила момент! Руки немного трясутся от возбуждения. Встаю, беру бокалы, несу к раковине. Один поставила, а второй цепляю ножкой о столешницу, он выскальзывает из пальцев и разбивается о пол. Делаю шаг назад, чтобы собрать осколки, и в это же время Алексей кричит мне:
– Замри!
Увы, поздно. Осколок впивается в пятку.
– Аааай, больно, чёрт!
– Сказал же, замри!
– Ты не использовал волшебную палочку для заклинаний!
До меня не сразу доходит пошлость моего комментария. А вот Лёша сначала вскидывает брови в удивлении, потом опускает взгляд на свою ширинку. Ничего не говорит, только ухмыляется. А я густо краснею. Спасибо, что промолчал.
Смотрю как спецназовец обувает кроксы, берёт веник и идёт ко мне. Поднимает на руки и сажает на барный стул.
– Сейчас соберу осколки и обработаем твою ногу.
Через десять минут он опускается на колено напротив меня, берёт в руки мою пятку и начинает пинцетом вынимать мелкие осколки.
– Неглубоко, это хорошо. Надо обработать, немного пощиплет.
Прикладывает мокрую ватку к ранкам и легонько дует, облегчая боль.
Его большой палец поглаживает ступню, а у меня от этого места расходится жар, оседая вибрацией между ног. Сжимаю колени, чтобы успокоить себя хоть немного.
Лёша всё понял. Улыбается, бровь вздёрнута. Целует ножку, а потом берёт меня на руки и несёт на диван.
– Как ты это делаешь, бедовая девочка?
– Оно само. Извини за бокал. Я куплю…
– Осторожнее, Марта.
– Или не куплю?
– Молодец, схватываешь почти на лету.
Лёша садится боком на диван, я облокачиваюсь спиной на его грудь. Мужская рука обхватывает мои плечи. Очень тепло, уютно и немного пьянит. И вино, и мужчина. Располагает поспрашивать.
– Расскажи о твоей семье.
– У меня обычная семья. Папа – инженер, мама – учительница.
– Что преподаёт?
– Она учитель начальных классов. Знаешь, мне повезло, я вырос в традиционной семье, где меня любят и поддерживают. А твоя?
– Да, то же самое, вроде. Только… меня не всегда поддерживают. Скажем так, иногда возникает чувство, что я как будто не дотягиваю до какого-то вымышленного идеала. А какой он, этот идеал, и зачем к нему стремиться – никто не знает.
Лёша целует меня в висок.
– Ты же знаешь, что у нас может быть и
