в темноту, но его тут же схватили двое других, неизвестно откуда взявшихся стражников. Они вытащили вырывающегося нарушителя спокойствия на свет.
– Никак, старый знакомец, – ехидно сказал один из них. – Тебе же здесь строго-настрого запретили появляться, голубчик.
– Куда его? – спросил второй. – К королю или просто вышвырнем?
– Королю сейчас не до него, – сказал первый, и сделал шаг по направлению к воротам.
– Отведите меня к принцессе, прошу, – взмолился Лин.
– Ты всё по принцессе страдаешь? – расхохотался тот. – Поздно, дружок, у неё завтра свадьба. Ну, давай, отведём тебя к ней, поздравишь!
В замке царила суета, всюду сновали слуги. Стражники долго вели его длинными тёмными коридорами, и, наконец, они оказались в небольшом зале, освещённом множеством свечей.
– Ваше высочество, сей юноша желает видеть вас, – учтиво произнёс один из солдат.
Лин увидел Мари. Принцесса сидела в окружении каких-то женщин, в сияющем платье, в парике, чужая, отстранённая. Нет, не такой Лин представлял их встречу. Мари подняла глаза, и, глядя мимо него, на стражников, холодно сказала:
– Я не знаю этого человека, уведите его.
Стражники немедленно развернули потрясённого Лина и вывели его из зала. Музыкант покорно шёл за ними, понимая, что все кончено. Он не слышал, как солдаты обсуждали, что вернее будет посадить его до утра под замок, чтобы снова не пытался пролезть во дворец, но нисколько не удивился, когда его привели в тюрьму. Ему было всё равно.
***
И вновь была холодная, грязная камера, может быть, та же самая, вот только сейчас в ней было еще холоднее и темнее. Лин сидел на полу, погрузившись в беспросветное отчаяние. Тогда он знал, что за стенами тюрьмы есть человек, который его любит и печалится о нем. Теперь он был один во всём мире, и это было страшнее смерти.
В камере царил лютый холод, но он не чувствовал этого, боль внутри была сильней. Он словно окаменел, и лишь мысли метались в голове, ледяные, ясные, острые, как ножи. Теперь ему стало понятно, почему принц и Мари не появились тогда на озере. Она сделала всё, чтобы он не приходил больше в город и как можно позже узнал о свадьбе.
«Я не знаю этого человека». Лин обхватил голову руками.
– Мари, Мари, за что же ты так со мной…
Тягучая чернота заволокла разум. Но даже в полузабытьи он слышал вновь и вновь её слова: «Я … не знаю … этого… человека».
И всё же Лин понимал, что до сих пор, несмотря ни на что, верит ей. Где-то в глубине души тлела робкая надежда, что вот-вот в переходах замелькают огни, она придёт, освободит его, и они вместе поскачут по полям навстречу ветру. Но чернота ледяной ночи сменилась серой мглой, и никто не пришёл. На рассвете холод стал нестерпимым и заставил заключённого подняться. Но невозможно согреться, когда холодно внутри. Лин ходил по камере и, не открывая глаз – так почему-то было легче – растирал окоченевшие пальцы. Три шага туда, три – обратно. Вспомнилось неожиданно, как Мари давным-давно сказала, что у него очень красивые руки. Он тогда был удивлён, ему казалось, что они совершенно обычные. Сейчас он открыл глаза, чтобы посмотреть на них, и увидел, что да, пожалуй, красивые: узкие ладони, длинные пальцы, как и положено музыканту. Красивые – и совершенно бесполезные. Руки, которыми он давно не касался струн, и которыми больше никогда не сможет коснуться её рук. У него нет больше скрипки и нет Мари. И жить незачем. Он снял с себя пояс и попытался сделать петлю, но замёрзшие пальцы слушались плохо.
Город за стенами потихоньку просыпался. Ржали лошади, кричали петухи, под окном слышались разговоры. Не хотелось представлять, что сияющая Мари вот-вот пойдёт к венцу, а он по-прежнему будет сидеть взаперти и слышать отсюда пение и крики, поздравления принцессе Сангэра.
– Жестоко, – прошептал он. – Слишком жестоко.
Время шло, а Лин всё стоял, прижавшись лбом к ледяной стене, не в силах сдвинуться с места, и злился, что он такое ничтожество, что даже покончить с собой не может. Подумалось даже, что лучше бы его повесили в тот раз, чем вот так вот, сейчас самому…
Он отбросил пояс и с горькой усмешкой признал, что не хочет омрачить свадьбу Мари собственной смертью. Ведь когда-то же она его любила? Или только по-детски играла в любовь? Воспоминания о ней внезапно растопили лёд в его сердце.
– А как ты был жесток с ней, вспомни, – сказал он себе. – Ты желал ей счастья – она будет счастлива. Не с тобой, в полях и лесах, бесприютная и голодная скиталица, а во дворце, рядом с красавцем мужем, наследная правительница Сангэра.
Слёзы брызнули у него из глаз.
– Прости меня, Мари, – прошептал он. – Будь счастлива.
***
Погружённый в тоскливые мысли, Лин не услышал шагов и вздрогнул, когда дверь камеры внезапно открылась. Незнакомый человек, судя по одежде один из слуг, поманил его за собой. Лин послушно пошёл за ним, не в силах думать и сопротивляться. Они снова долго шли коридорами. Слуга шёл очень осторожно, время от времени пережидая встречных в нишах стен, прикрывая Лина собой. Наконец, они пришли к низкой резной двери, человек постучался и вошёл. Лин последовал за ним и увидел Мари, стоящую у окна. Она бросилась к нему, обняла:
– Лин, родной мой!
Он стоял неподвижно, пытаясь понять, что всё это значит.
–Ты весь ледяной, – воскликнула она. – Иди скорей сюда, – она подтащила его к переносной жаровне, от которой шло слабое тепло, усадила и принялась растирать его руки.
– Я ведь не знала, что ты в тюрьме, – она всхлипнула и чуть не расплакалась, – мои люди искали тебя всю ночь.
Лин удивлённо посмотрел на неё:
– Т-твои люди? – с трудом проговорил он. В тепле его начало трясти так, что зуб на зуб не попадал. Мари, заметив это, принесла одеяло, накинула ему на плечи и снова стала согревать его руки.
– Да, мои люди. Ты вчера спутал мне все планы.
Он испытующе смотрел на неё:
– У тебя же сегодня свадьба. Я ничего не понимаю.
– Эх, Лин, неужели ты действительно поверил, что я предала тебя? – Мари с укором посмотрела на него. Её руки тоже стали холодными, и она прижала его ладони к своим
