Марианна Твардовская
Том Лин уходит к людям
Когда Том Лин идет по лесу, травы стелются ему под ноги, цветы склоняют к нему свои сладко пахнущие головки:
– Идёт Том Лин, наш хранитель, наш страж, Том Лин. Возлюбленный нашей королевы, прекрасный Том Лин.
Деревья шелестят молодой листвой: – Том Лин! Чудесный Том Лин!
Птицы, перелетая с ветки на ветку, наполняют лес оглушительным пением: -Том Лин! Том Лин!
Волны лесного озера льнут к его рукам и тихо шепчут: – Том Лин!
Струйки быстрого ручейка весело звенят: -Том Лин! Дорогой Том Лин!
Он умет быть ласковым, как вода тихой реки, теплым, как солнечный луч, скользящий по едва проснувшейся земле, нежным, как первая листва молодого деревца, мягким, как пух неоперившегося птенца.
Вот таким умеет быть Том Лин.
Он – часть леса, и сам может стать могучим деревом, расстелиться шелковой травой, обернуться бегущей водой, вспорхнуть, как птица, побежать оленем.
Все может Том Лин.
Его руки – сильные и нежные, как крылья птицы, его губы алее макового цвета, его глаза отражают небо и спорят с ним, чья синева ярче.
Его кудри – как золотые колосья пшеницы, его брови изогнуты, как ивовая ветвь, его кожа – нежнее лепестков роз.
Вот такой он, Том Лин.
Джанет была послушной девочкой. Что бы ей ни сказал отец, все она выполняла с точностью. И в Картехогский лес она никогда не ходила.
Ходить в этот лес было строго-настрого запрещено всем девушкам. Что может там случиться – никто толком уже не помнил, но запрет оставался строгим: войдешь в лес – быть беде.
Старая нянька рассказывала Джанет, когда та была маленькой, что страшный лес охраняет сама королева эльфов и ее верные слуги. Воины королевы – жестоки, они могут отобрать у девушки ее украшения, а могут и самого главного лишить – девичьей чести. А если очарованная эльфом девушка задержится в лесу до наступления темноты, то ей вовек уже не вернуться из царства теней. Но теперь Джанет уже большая и не верит в эти сказки. И, сидя за скучным вышиванием, нет-нет, да и взглянет в сторону прекрасного зеленого леса, который так привольно раскинулся на холмах за окнами старого замка.
– Маргарет, покажи, что у тебя получается?
– Смотри! – кареглазая Маргарет, лучшая подруга Джанет, повернула к ней свои пяльца. Маргарет – самая искусная вышивальщица в замке. Взмахнет иглой – и на шелковом поле вырастет изумрудная трава, зацветут невиданные цветы, которые, кажется, вот-вот качнут головками и разольют в воздухе небывалый аромат. Птицы на ее полотне – как живые, только что не поют, а звери готовы сорваться с места и умчаться вдаль по зеленому шелковому лугу.
Джанет так не умеет. Когда она начинает вышивку, то еще хоть как-то следит за верностью шва, но ей быстро надоедает это занятие, и дальше нити ложатся вкривь и вкось. Мастерица-золотошвейка всегда сокрушенно качает головой, когда видит шитье Джанет, но не смеет сделать замечание самой дочери графа.
Сегодня на полотне Маргарет – дивный зеленый лес. Стволы высоких деревьев расступаются, чтобы уступить место привольной поляне, а на ней – чего только нет! И яркие цветы, и спелые ягоды, и бабочки порхают над ними, и вьются в ветвях птицы. Джанет с восхищением взглянула на работу подруги, потом на свою и рассмеялась:
– Ты, как всегда неподражаема, Марго!
Маргарет смущенно улыбнулась, забрала пяльца, и вернулась к своему занятию. Джанет тоже взялась за иглу с твердой решимостью, наконец, начать вышивать так же аккуратно, но сделав несколько стежков, раздраженно вздохнула. Рукоделие сегодня никак не ладилось. Девушка решительно воткнула иголку в полотно и громким шепотом спросила Маргарет:
– Марго, а ты ходила когда-нибудь в Картехогский лес?
Девушка побледнела и едва не выронила вышивание из рук:
– Бог с тобой, Джанет, как ты могла такое подумать?
– Почему все так боятся этого леса, Марго? Я надеюсь, ты не веришь в эти бабушкины сказки про эльфов, стерегущих его?
Маргарет покачала головой: – Не знаю. В сказки я не верю, а все же нехороший этот лес, что-то таится в нем. Испокон веку не ходят туда девушки, и я не пойду.
Джанет порывисто встала и подошла к окну, оперлась на холодные камни, обвела взглядом привычный, скучный двор замка. Тут дремлет стражник, там на солнцепеке растянулся кот. В сухой пыли возятся воробьи, куры ковыряют землю в поисках червяков, гуси, время от времени недовольно гогоча, щиплют траву.
Взгляд ее поднимается выше, на стены и башни замка, облитые солнцем. Черепица с крыш кое-где отлетела, камни стен заросли мхом, но темные бойницы смотрят сурово и мрачно. Глаза Джанет равнодушно скользят по ним, и, наконец, ее взгляд устремляется вдаль, преодолевает поля, сверкающую ленту реки, и летит дальше, дальше, в манящий Картехогский лес.
***
– Девчонки, айда в догонялки! – Джанет бежит впереди всех уставших за вышивкой подружек. На просторном дворе хватит места для любой игры.
В детстве Джанет была заводилой среди них. Она придумывала столько шалостей, сколько не придумывал никто: лазать на деревья за яблоками, украсть сонное зелье у старого волшебника, жившего в дальней башне замка, и напоить им стражников, кухарку и даже куриц, посадить лягушку в кубок графа. Но когда умерла ее мать, девочка как-то разом повзрослела, стала молчаливой и тихой. Все реже раздавался в высоких покоях замка ее веселый смех. Джанет проводила много времени в своей комнате, но вовсе не скучала там. Она любила мечтать, и в мечтах своих уносилась далеко-далеко за стены замка. Она знала, что там, за рекой, за таинственным Картехогским лесом, есть другие деревни и другие замки, а где-то совсем далеко есть столица, а в ней королевский дворец, где ей так хотелось бы побывать. Как и положено, всем знатным леди, Джанет училась читать и писать, вышивать, играть на лютне, и все это было ради одной единственной цели – удачно выйти замуж. Возраст ее как раз приближался к подходящему для свадьбы – вскоре ей должно было исполниться семнадцать.
Но даже серьезным и взрослым девушкам хочется иногда побегать и порезвиться. Убегая от подружек, она, раскрасневшаяся и запыхавшаяся, столкнулась на галерее со своим отцом, графом Марки. Она поспешно одернула платье, прижала ладони к пылающим щекам и подошла к отцу, пытаясь дышать как можно ровнее.
–Эх, Джанет! – с укоризной произнес отец. – Я думал,
