не отворю!
— Вот беда: булка хлеба упала в бочку с медом!
— Хороша дочка Аннушка: хвалят мать да бабушка!
Жили мы дружно, весело и шумно отмечали дни рождения. Выпускали газеты, готовили самодеятельность, что-то всегда сочиняли. Когда маме исполнилось 80 лет, собрали большое застолье из родных и близких: Салмановы, Шляховы. Выпустили газету, украсили комнату. А мама говорит: «Ох, так долго живу, даже неудобно».
Дожила мама и до правнуков. Тёмочка так детсад не любил: лучше с бабой Лизой останусь. Сядут на диван, мама ему читает книжку, а он уже наизусть знает и поправляет ее. Старый и малый отлично ладили. И Лизоньку Ирину успела немного понянчить. Всем старалась помочь.
И умерла мама, как святой человек. Вечером лепили пельмени, сидели на кухне, разговаривали. Насмотревшись передач по телевизору, все переживала за волнения в мире. А ночью ей стало плохо. За 20 минут ушла. Ахнула, и все.
За несколько дней до ухода мама мне говорила, чтобы мы жили мирно с сестрой, теперь вам ничто не мешает, у вас разные дачи. Мы выполнили ее просьбу.
27. Мой отец — Василий Михайлович Филиппов
Я уже писала, что отца посадили на 10 лет, а выпустили досрочно, через 9 лет. Потом он мало про лагерь рассказывал, никогда не ругал обидчиков, а говорил, что в жизни бывают ошибки. Признавал, что был жертвой, но злобы не таил. Наоборот, говорил, что в лагере «получил высшее образование». Как это, почему? Потому что вместе с ним сидели умнейшие, образованные люди, доктора наук, профессора, и учили тех, кто этого хотел. Дед и прошел там свои университеты. Вернулся седой, почти без зубов, таким мы его и помним. Энергичным, шустрым, работящим и худым.
Если баба Лиза была всегда кругленькой, маленькой, неспешной, плохо ходила, ноги и поясница смолоду болели, то дед не ходил, а практически бегал, то в магазины через всю деревню, которые называл «верх», «низ», «к Ире», то в свою контору, то к соседям «покалякать».
Конечно, маме хорошо было с ним в деревне. Свой дом, летняя кухня, баня, сад, большой огород, беседка для посиделок летом. Вдоль забора летом стеной стоял золотой шар, вьюны заплетали беседку, цвели огромные георгины, гладиолусы.
Дом был с печным отоплением, и летом дед заготавливал на зиму дрова. Покупал машину бревен, нанимал мужика с бензопилой, тот распиливал на пни все стволы. Кругляки перекатывали в дровяник, и там дед их колол и складывал дрова вдоль стен в поленницу. А зимой охапками приносил их к печке, которая стояла в центре дома, отапливая по кругу две комнаты и кухню.
В большом дворе все было для детей и внуков: песочница, качели в форме доски, перекинутой через круглый пень, чтобы качаться вдвоем, и настоящий теннисный стол в центре. Конечно, на нем и лук сушили, и чеснок, и фасоль, и подсолнухи чистили, ставили таз для стирки. Но главное — резались в теннис, причем как-то все на-учились и говорили: «Давай постукаем». Когда собирались вместе, дочки с семьями, да еще в гости друзья Пильники приезжали из Новой Сысоевки, то играли парами на вылет. Вот шум стоял, что соседи думали, не знаю.
У деда с бабой была собака Рекс, черная овчарка. Сидела в будке на цепи, но была дружелюбной и ласковой. Стоит сказать: «Рекс, пойдем купаться!» — Ох и радовался! Давай прыгать, визжать — скорей отвяжите, несется впереди, прыгает в реку с обрыва и возвращается мокрый, трясется, чтобы всех нас обрызгать. А плавал в реке рядом, мешался, вроде охранял нас, стерег.
Володя не часто приезжал в деревню, но уж когда был там, то всегда ходил на рыбалку на дальние озера. Наш дед был не рыбак, и муж нашел напарника, другого деда из деревни. Заходил за ним в 5 утра, и шли вместе за червями и за рыбой. Всегда приносил карасей и сам жарил их в сметане. Очень вкусно.
Дед Вася вставал обычно в 6 утра, варил яйца в мешочек, заваривал крепкий чай, наливал 6 стаканов с подстаканниками и ждал, когда остынет, чтобы выпить. Дома было собрание сочинений Горького, и дед читал по нескольку раз каждый том. Часто садился за счеты и писал свои сметы. Наблюдая такую работу, внучка Лена спрашивала: «Дед, тебе не скучно считать?» — «Что ты, внучка, это же песня!»
Летом было много ягод в саду: клубника, малина, смородина, крыжовник, вишня. А вот сливы не было хорошей, дед покупал у кого-то ведро желтой, сладкой, ароматной. Все смеялись над Леной, которая так любила эти сливы, что даже ночью ставила на пол у кровати кружку с ягодами. Баба Лиза всегда варила варенье на всех. В летней кухне топили печь, на плите стоял таз с кипящим вареньем, и девчонки крутились рядом, снимая ложками пенки в чашку, но чаще в рот.
Отправляя дочек летом в деревню, я всегда шила им сарафаны на каждый день и по красивому платьицу на выход. Конечно, ситцевые, но красивые, чтобы дочки ходили в кино, как «бобурочки».
Когда дочки были поменьше и приезжали на зимние каникулы, дед закатывал в дом большой пень, давал им гвозди и молоток, чтобы забивали сколько душе угодно. А бабушка пекла в духовке пироги, плюшки и ватрушки. Целый таз, чтобы потом заморозить в кладовке и есть долго, разогревая на плите. Любимым блюдом у детей были макароны с яйцом, баба обжаривала их и ставила сковороду на стол. А девчонки таскали самые поджаристые.
На Новый год дед приносил большую елку, ставил ее в крестовину и доставал целый чемодан елочных игрушек. К конфетам, яблокам и мандаринам внучки привязывали веревочки, делали сами игрушки из ваты с клейстером. Каждый день зимой дети катались на санках и лыжах, ходили к подружкам Крыгиным, пока те не уехали.
Вспомнила, как однажды в деревне Лена несла трехлитровую банку с молоком, споткнулась о порог, уронила
и разбила ее, залив всю кухню молоком. Испугалась, а дед и говорит:
— Что пито, что лито! Не переживай, внучка, сейчас уберем. — А фраза запомнилась, мы стали ее повторять: что пито, что лито.
Зимой часами дед с бабой могли играть в карты, в дурака. Дед писал на газете счет, кто сколько раз выиграл, и, конечно, всегда себе приписывал лишнюю черточку. Любил рассказывать, как «на охоте зайцев стреляли и ели, как солому». В семье смеялись, когда дед говорил: «Хочешь, внучка, за секунду засну, даже если полено вместо подушки». — И точно, ложился и
