все же достигли его ушей. Лишившись всех владений и прав, изгнанный бог заговорил в духе своих приверженцев. «Так или иначе, но на кону сейчас стоит международная мораль», – заявил Хайле Селассие с трибуны Лиги Наций в Женеве, пылко обращаясь к мировым державам с призывом остановить в Эфиопии геноцид. Защищая себя в суде, Леонард Хауэлл схожим образом сказал, что «сегодня требуется спасать не одного человека, а весь мир». Растафарианцы утверждали, что грех приобрел не персональный или личный, но системный характер (33), а его причину следует искать не в отдельных порочных душах, но в корпорациях, империях и народах, превратившихся в современный Вавилон. Когда Хайле Селассие вышел на трибуну, его, как и Хауэлла, многие тоже встретили злобными криками и свистом, а его речь, по мнению многих, очень и очень трогательная, эффекта так и не возымела. Большинство членов Лиги Наций выступило за снятие санкций с Италии, в свою защиту заявившей, что цивилизационная миссия в Эфиопии не что иное, как ее «священный долг». Растеряв последние иллюзии, Хайле Селассие вернулся в холодную Англию, где королевское семейство распродавало серебро с фамильными монограммами в виде льва, чтобы купить угля.
В 1937 году, когда вечером на Коронейшн-Маркете в Кингстоне собралась толпа, чтобы послушать Роберта Хайндса, по случаю решившего воспользоваться 17-й главой Откровения Иоанна Богослова – в особенности фрагментом, повествующим о блуднице верхом на багряном семиглавом звере с надписью «Тайна» на челе, – и предложить свою трактовку очередного текста, туда нагрянула полиция. У Хайндса был при себе экземпляр «Примечаний к коронации» Джеффри Денниса – не самая своевременная книжица о британской монархии, увидевшая свет сразу после отречения Эдуарда VIII от трона ради женитьбы на разведенной американке Уоллис Симпсон. И пока герцог Виндзорский грозил отдать Денниса под суд за диффамацию в последней главе, где тот описывал его «пренебрежение долгом» («ему следовало обладать большей свободой (34) от скучных и рутинных занятий небожителя, таких как игра на скрипке…»), а Симпсон оскорбительно называл «подтухшим товаром», Хайндс в евангелии от Денниса узрел признак скорого падения Британской империи. Прервав проповедь, полиция набросилась на него и стала избивать дубинками с железными наконечниками на концах. «При взгляде на Хайндса было видно, что он весь в крови», – вспоминал эту ночь один из его последователей.
Но тот, то выходя из тюрьмы, то попадая туда вновь, не собирался отказываться от теологического поиска и стремления узнать как можно больше о природе и деяниях своего божества. Дабы добиться понимания, он штудировал все имевшиеся в наличии свидетельства и внимательно изучал даже самые незначительные новости, не гнушаясь пасквилей и язвительных выпадов, неизменно очищая их от шелухи. Он обращался ко всему, что его окружало, к каждой попадавшей под руку книге, не пропускал ни одного сообщения, выходившего из-под печатного станка, и просил своего бога сказать ему хоть одно слово. Но Хайле Селассие лишь жался к теплой печке в доме на Келстон-Роуд и ничего не отвечал.
Когда император и Маркус Гарви, его Иоанн Креститель, в силу зловещих обстоятельств оказались в Англии, предложение встретиться Хайле Селассие отклонил. Обосновавшись в Лондоне, в 1940 году Гарви перенес инсульт и был парализован. Несколько месяцев спустя появилось ложное сообщение о его смерти, которое тут же разнесла международная пресса. Читая кипу посвященных ему некрологов, во многих из которых содержались не самые лестные оценки прожитой им жизни, он перенес второй инсульт и через две недели действительно скончался. Но для растафарианцев пророк Гарви в принципе не мог умереть. Если бог жил и дышал, то какова вообще природа смерти? (35) Какая алхимия подвергает испытанию плоть и дух? И с какой целью? Растафарианство не предложило ни теории смерти, ни связанных с ней обрядов, а раз так, то о ней нечего было и говорить. Можно было сказать, что человек «куда-то перешел», а если нет, то считать его кончину свидетельством отступничества от живого бога, потому что истинный Его последователь не может умереть никогда. Когда в 1950 году после болезни в больнице Кингстона почил Роберт Хайндс, сторонники отказались идти на его похороны, и в итоге на них не было никого, кроме сестры.
Маркуса Гарви силой заставляли жить: упорно ходили слухи, что он переселился в Конго, обрел новое земное воплощение в облике президента Либерии Уильяма Табмена и проклял предавшего его последователя, повелев до конца жизни ходить в одеянии из мешковины. При жизни Гарви отказался отождествлять себя с растафарианством и запрещал Хауэллу продавать за пределами кингстонской штаб-квартиры ВАУПН портреты императора. А после смерти остался живым пророком, хотя резко критиковал и ругал Бога. «Если смерть обладает могуществом, можете рассчитывать на меня и после кончины – я останусь тем подлинным Маркусом Гарви, каким всегда хотел быть», – сообщал он в 1924 году в тайно переданной из тюрьмы в Атланте записке, обещая бороться за освобождение чернокожих, что бы ни случилось. Эти слова он написал даже не догадываясь, что после смерти человек, помимо прочего, может перестать быть самим собой.
Разве я ради вас не отправлюсь миллион раз в ад? (36)
Разве я ради вас не буду вечно блуждать по земле, подобно призраку леди Макбет?
Разве я ради вас не пожертвую всем миром и вечностью?
Разве я ради вас не буду вечно рыдать у скамеечки для ног Господа Всемогущего?
…Ищите меня в вихре бури…
Вот что говорил Гарви.
* * *
Выйдя в 1939 году из тюрьмы, Леонард Хауэлл собрал средства для покупки нескольких сотен акров земли на самом высоком ямайском холме, хотя в известной степени это и выходило за рамки теологии и теории. Основанная им Вершина (37) стала центром попыток растафарианцев воссоздать заново Новый Свет. В новую обитель, с которой открывался головокружительный вид, перебрались семьсот его последователей, учредив что-то вроде альтернативного общества, свободного от любого влияния Вавилона. Предвкушая, что все их земные потребности будут удовлетворены, некоторые уничтожили все свое имущество перед тем, как отправиться в путь через вереницу холмов, дабы стать ближе к небу.
По словам самого Хауэлла, обитатели этой Вершины, посвященной эфиопскому божеству, старались жить «подлинно общественной жизнью» под предводительством харизматичного апостола, которого многие считали воплощением самого Хайле Селассие. Выращивали маниоку, бананы, батат, фасоль, местный горох и священную траву, с которой впоследствии стало неизменно ассоциироваться растафарианство. По случаю очередной годовщины коронации устраивали пост. Разводили кур, пасли коз и изобретали сложные методы извлечения пользы из ничего. Даже мастерили скрипки из виноградных лоз и ветвей дуба. «Это был настоящий рай», – вспоминал сын Хауэлла Билл, проведший на Вершине детство.
Но утопии всегда угрожают властям, хотя само стремление колонизировать
