держали «вечных» в узде! И то, что Ханна, Виллем и Бонски всё ещё не посвящали нас ни во что важное и пытались скрыть от нас появление новых проблем, страшно меня раздражало.
Кипя от негодования и испепеляя Ханну взглядом, я вдруг вспомнила один случай, который произошёл довольно давно и поэтому почти стёрся у меня из памяти.
Тогда она тоже пыталась кое-что утаить. Во время осенних каникул я нечаянно увидела, как Ханна открыла флакон с «Ароматом на все времена», который мог ненадолго оживлять отдельные эпизоды из прошлого, и вместе с ней стала свидетельницей одного разговора. Ханна, окутанная розовыми ароматическими парами, сидела в кресле и наблюдала за тем, как довольно молодой Виллем и такой же молодой Даан де Брёйн в давние времена спорили про «Аромат вечности». Я так до сих пор и не знала, зачем она воспользовалась этим ароматом и почему так странно реагировала на происходящее. Ханна тогда довольно сильно рассердилась, что я застала её врасплох, и даже строго меня отчитала. А ведь это было ей совсем не свойственно.
Между тем Ханна давно уже вернулась к своему лавандовому кусту и полностью сосредоточилась на его обрезке. Я присела на ящик поблизости и решила спросить её о том, что меня волновало, прямо в лоб.
– Скажите, пожалуйста, а что вы тогда хотели узнать с помощью «Аромата на все времена»? – Задав этот вопрос, я внимательно наблюдала за её реакцией. Как и ожидалось, она вздрогнула и заговорила быстро и сбивчиво:
– Я... когда... что?
– Тогда, осенью, – не сдавалась я. – Вы смотрели, как Виллем с Дааном де Брейном беседуют об «Аромате вечности», помните?
– А, да ничего особенного! Просто захотелось воскресить старые добрые времена. Ты же знаешь, у меня столько пробелов в памяти из-за «Аромата вечного забвения», которым в своё время пичкал меня Виллем. Вот я временами и пытаюсь заполнить их с помощью аптеки ароматов.
Прищурившись, я по-прежнему не сводила глаз с Ханны, которая явно пыталась о чём-то умолчать.
– Но ведь в тот день вы сказали мне, что открыли «Аромат на все времена», просто чтобы проверить, работает он или уже нет, – гнула свою линию я. – К тому же он перенёс вас в то время, когда вы ещё даже не родились!
Ханна покраснела.
– Что ж, ладно, – вздохнула она и опёрлась на бортик высокой цветочной клумбы напротив. – Я хотела выяснить кое-что, чего до конца не понимала и чем не хотела вас тревожить, пока обрывки воспоминаний не сложатся в полную картину.
Ну наконец-то!
– И что же вы хотели выяснить?
– Мотивы Виллема. Что им двигало, когда он травил меня «Ароматом вечного забвения». Мне всё никак не удавалось это понять.
Ханна смотрела прямо на меня, и её взгляд был полон такой искренней печали, что я поняла – она говорит со мной начистоту.
– Знаешь, Люди, я тогда обнаружила нечто, сбившее меня с толку, – продолжила она. Казалось, ей мучительно трудно об этом говорить. – Я решила держать это при себе, потому что... ну, потому что вас это наверняка бы сильно задело, но...
– И всё-таки расскажите, – настаивала я, потому что была по горло сыта тайнами, и в голове и так царила полная неразбериха.
– Этот ужасный «Запах нелюбви», который Виллем тогда подсунул отцу Матса... – начала Ханна. – Я долго думала: что же должно было так напугать Виллема, чтобы он пошёл на такой ужасный поступок?
Я кивнула. Вспоминать об этом было тяжело, хотя сейчас-то мы, конечно, знали, что баронесса фон Шёнблом шантажировала Виллема, удерживая в плену его дочь и внука.
– Я тогда всё никак не могла понять, почему он не применил к отцу Матса тот же аромат, что и ко мне, а выбрал средство гораздо хуже, – продолжила Ханна. – У меня до сих пор есть сомнения, но я обнаружила кое-что, что касается Сирелла де Ришмона.
Я вся обратилась в слух:
– И что же это было?
Ханна скривилась:
– С помощью ароматов, сдвигающих время, я восстановила разговор, который, наверное, нечаянно подслушал и отец Матса. Виллем и баронесса фон Шёнблом – она раньше частенько навещала его в оранжерее – обсуждали план нейтрализовать всех, кто не принадлежит к прослойке так называемых высокорождённых, «Запахом нелюбви». Я точно помню, как баронесса сказала: «Тем, кто никого не любит, легче управлять». – Ханна убрала с лица прядь волос, и я заметила, что от тревог и переживаний на её лбу пролегли глубокие морщины.
Её слова произвели на меня эффект разорвавшейся бомбы. «Вечные» хотели подвергнуть воздействию «Запаха нелюбви» всех людей, не входящих в их круг?! Это же просто ужасно!
– Но что толку «вечным» от того, что люди перестанут любить? – с замиранием сердца спросила я.
– Ах, Люци... Я думаю, они рассчитывали уничтожить в людях сочувствие и сопереживание. Тот, кто никого не любит, равнодушен к страданиям других. Таким людям «вечным» куда проще было бы внушить, что ценность человека определяется лишь его рангом, деньгами и принадлежностью к определённому сословию. Лишившись сочувствия, мы наверняка легче согласились бы принять такое общественное устройство. Без подобного аромата сложно заставить людей свыкнуться с их жестоким устаревшим миропорядком. – Ханна вздохнула, с трудом заставив себя посмотреть мне в глаза. – Это звучит ужасно, но мне кажется, что они совсем не хотели навредить лично отцу Матса – просто он подвернулся им под руку в тот момент, когда нужно было проверить на ком-то действие «Запаха нелюбви». Он стал подопытным кроликом «вечных» всего лишь потому, что оказался не в то время не в том месте.
– Так в этом и состоит план Сирелла де Ришмона? Он хочет лишить людей любви? – спросила я и услышала, как слабо прозвучал мой голос. – Почему же вы раньше ничего нам об этом не рассказали?!
– Может, и надо было рассказать, – огорчённо махнула рукой Ханна. – Но что бы это изменило? Матсу стало бы ещё больнее, и только. Это ведь просто какой-то старый разговор. С тех пор много воды утекло. Впрочем, эта затея всё равно обречена. Ведь без метеоритного порошка... – Тут она запнулась, видимо, вспомнив про письмо, которое я всё ещё держала в руке. Глаза сё широко распахнулись от ужаса. – Ох, остаётся только надеяться, что этот К. просто хотел заманить тебя в ловушку. Ведь если у
