Книга Отрада округлых вещей - Клеменс Й. Зетц

со своими сыновьями на кухне. Внизу, во дворе, рабочие чистили и ремонтировали большие окна, предварительно вынув рамы из проемов и разложив их в саду. Солнце при этом то и дело запутывалось в стекле, посылая вверх ослепительный отблеск. Цвайглю невольно вспомнился фотоавтомат. Он с трудом перелистывал газету. Каждый раз, желая послюнить указательный палец о нижнюю губу, он осознавал, что в то краткое мгновение когда нижняя губа, подобно красной капле, набухала и отвисала, всякий мог ясно представить себе его состояние. Кроме того, он не мог отделаться от ощущения, что сидя он переносит вес тела на левую ягодицу сильнее, чем на правую. В конце концов он отложил газету и посмотрел, чем заняты Феликс и Майк.

Феликс в этот момент показывал младшему брату, как приложить друг к дружке две спички таким образом, чтобы их головки загорелись одновременно и чтобы они сплавились, образовав обугленную в основании букву «V». В кухне стоял запах жженных спичек, и Цвайглю захотелось, чтобы кто-то из мальчиков открыл окно. Он мог сделать это и сам, но как подумаешь что придется вставать, браться за оконную ручку… Ручка была серебристая и наверняка холодная, как лед, хотя стоял погожий, теплый августовский день. Рабочие внизу перекрикивались. Приступ страха начался сегодня утром, около шести.

Тотчас после пробуждения тело поведало ему, что вот уже некоторое время, еще во сне, в нем, похоже, поселилось предчувствие страха. Иначе как объяснить стеснение в груди, холодный пот по телу, пересохшее горло. Он хорошо знал это ощущение страха, перестал бояться его бремени, однако осознавал также, что день станет хоть сколько-то выносимым лишь к вечеру, — при условии, что ему удастся до тех пор плотно поесть и по-настоящему устать, более того, может быть, хорошенько утомить себя какой-нибудь монотонной работой. «Надо же, еще строю планы», — подумал он и мысленно попридержал себя. Примерно в восемь он заставил себя выпить кофе, этим пока и ограничился его завтрак. Цвайгль словно замер. Он сидел, выпрямившись как палка, тело ощущалось как чужое, а кроме того, его все безмерно тяготило, даже машинальное моргание давалось с трудом. Он пробовал сосредоточиться, но глаза немедля переходили в другой режим и моргали уже сознательно, и тогда он начинал подсчитывать, сколько раз моргнул, сбивался и слишком долго не закрывал глаза, пока в них не начиналось жжение.

Как и все остальные люди, Цвайгль каждый год, сам того не зная, проживал дату своей грядущей смерти. Он проскальзывал над ней, словно дребезжащий крюк — над делениями ярмарочного колеса Фортуны. А в числе π, с его бесконечными разрядами дробной части, любая последовательность чисел, какую только можно вообразить, встречалась с одинаковой вероятностью. Иными словами, если долго искать, непременно наткнешься на дату своего последнего дня, первой ночи мертвеца, одинокого, всеми покинутого и незрячего в пустыне.

Тем временем сплавилась очередная пара спичек. «Феликс, — с вымученной улыбкой попросил Цвайгль, — хватит, перестань. Уже дышать от этой вони невозможно». И для всего, буквально для всего требовались невероятные усилия! Но все же Цвайгль сопроводил свою просьбу мягким, примирительным жестом. Пока он еще был на это способен. Только его мизинец при этом несколько оттопырился. На какое-то мгновение страх сделался невыносим и ужасен, как никогда прежде, но ничего не произошло, и сердце его вернулось к прежнему ритму. Он дотронулся до столешницы указательным пальцем. В какой-то день, тридцать лет тому назад, он вот так же трогал зверей, нарисованных на картинках в его детских книжках.

Меньше года тому назад Цвайгль решил, что его младший сын тоже подвержен приступам страха, беспричинного, не ослабевающего целый день ужаса, но потом выяснилось, что мальчик всего-навсего испугался зеленоватого, блестящего паразита из многосерийного триллера и спустя некоторое время смог совершенно точно назвать, что именно не дает ему заснуть. «Они были такие зелененькие и забирались людям в рот, когда те просыпались утром и делали первый вдох». Оказалось, что это обычный страх, внушенный ребенку зловещим фантастическим персонажем, которого и вправду можно было испугаться. Тогда от разочарования Цвайгль чуть было не лишился рассудка. Ничего не хотелось ему так же сильно, как поговорить наконец с одним из сыновей об этих невыносимых приступах. Однако он оставался в совершенном одиночестве. Никто не понимал его. Он готовил завтраки, ездил в школу, кормил кота, отвечал на электронные письма. Существовали средства, помогавшие заснуть, но как прикажете, пребывая во сне, воспитывать двоих детей? Он был управляющим и вычислительным центром дома, его нельзя было просто так взять и отключить.

До сих пор его посещали живые, красочные фантазии, в которых приступами страха начинал страдать и один из его сыновей. В этих фантазиях он неизменно пытался его успокоить и объяснял, что сам-де мучим таким неврозом, вот уже много лет, и что это, вероятно, всего-навсего наследственное заболевание, и потому все это, мол, пустяки. С этим вполне можно жить. Клянусь. Как часто в мельчайших подробностях воображал он эту свою утешительную речь перед испуганным до смерти мальчиком, мысленно проигрывал эту сцену, прежде чем заснуть, представлял ее себе в лицах, когда вел машину. Иногда облегчение наступало от того, что он сжигал деньги. Почему именно это действие несколько успокаивало его, он и сам не знал, он обнаружил это совершенно случайно. Так называемое действие в состоянии аффекта, некий срыв. В интернете он прочитал, что сожжение денег якобы повышает стоимость остальной находящейся в обращении денежной массы и тем самым увеличивает покупательную способность людей во всей стране. Душевнобольные.

Четырехугольное солнечное пятно блаженно покоилось на узорчатых кухонных обоях, каковым было полвека. Потом оно заскользило, отбросив ослепительный отблеск, оттого что внизу передвинули раму. День рождения Цвайгля приходился на двадцать первое марта. Изотоп водорода носит название «тритий». Для изготовления Лютеровой Библии потребовалось примерно триста овечьих шкур. Цвайглю чудилось, что во рту у него — спусковой механизм бомбы, маленькая такая гладкая кнопочка. Из слова «кнопочка» можно извлечь другое, покороче — «почка». От этой мысли повеяло холодком, который распространили у него в груди несколько соприкасающихся монеток. Он вспомнил о моллюсках из Википедии. Феликс принялся возводить из спичек небольшую башню. «Послушай, ну, правда, перестань», — взмолился Цвайгль и сделал умиротворяющий жест. Хоть бы минутку посидели спокойно! «Перестань, хватит. Ну, правда». Но он требовал от них слишком многого. Терпение у Феликса кончилось, и он громко откашлялся. На кухне воцарилась тишина. Члены одной семьи собрались в тесной кухне, пока на Солнце длится ядерный синтез. Что известно нам о других участках Млечного Пути? А есть еще моллюски, обитающие