нему прямо с работы, в комбинезоне и в кепке с маленьким козырьком.
— Вот, передайте, пожалуйста, дочке, — застенчиво сказал бригадир трактористов, протягивая Александру Александровичу аккуратную коробочку с ручкой. — Это — музыкальный ящик. Если вращать ручку по часовой стрелке — будет играть. Берите, берите. Мне эта музыка ни к чему. С самой войны валяется. Лак тут немного стёрся, так мы подкрасили.
— Музыка музыкой, а с плотиной отстаёшь, — строго предупредил агроном. — Половины ещё не насыпали.
Голубов вздохнул и вышел.
Александр Александрович покрутил ручку музыкального ящика. Послышалась нежная мелодия, словно стеклянные колокольчики зазвенели внутри. И агроном подумал, что напрасно ругал Голубова за обсев: может быть, у самой дороги действительно трудно разворачиваться с сеялками…
Каждое такое посещение не могло не радовать агронома. Однако самую большую радость доставила Александру Александровичу Лёля.
До сих пор он был убеждён, что ей скучно в деревне. В большом городе у нее не было недостатка в подругах: детская всегда была наполнена беспокойными, крикливыми девчатами, которые сбегались с соседних дворов. А здесь, хотя они живут в колхозе уже месяц, у Лёли никто не бывает, и по вечерам она всегда остаётся одна — учит уроки или читает книжку. Но сегодня утром, убегая куда-то из дому, Лёля попросила собрать у соседей побольше ложек, ножей и тарелок, потому что придёт масса гостей — пять мальчиков и, наверно, две или три девочки. «Появились всё-таки у дочки приятели!» — подумал Александр Александрович.
Это открытие агроном считал самым важным и самым радостным.
Дело в том, что перед отъездом в колхоз он поссорился с женой. Мать Лёли долго и упорно отговаривала его от поездки. Она работала врачом центральной поликлиники и ни за что не хотела бросать любимое место. Сначала Александр Александрович не придавал особого значения её возражениям. Всегда бывало, что она, наконец, соглашалась. Но тут, как нарочно, приехала погостить бабушка, и при её участии спор приобрёл тяжёлый, затяжной характер и превратился в ссору. По подсказке бабушки, Лёлина мама предложила Александру Александровичу ехать в колхоз одному, если ему этого хочется. Так в конце концов и было решено. Но спор разгорелся с новой силой, когда Александр Александрович заявил, что возьмёт с собой Лёлю. Бабушка сказала, что отрывать девочку от занятий в конце учебного года — безумие, а оставлять одну, без матери, в колхозной избе — ещё большее безумие. Александр Александрович настаивал. Бабушка обращалась за помощью к родственникам и знакомым. Обратились и к Лёле, спрашивали, кого она больше любит: папу или маму. Лёля, чувствуя какой-то подвох, отвечала, что любит и папу и маму абсолютно одинаково. И, на всякий случай, добавляла, что совершенно так же любит и бабушку.
Споры задержали отъезд Александра Александровича почти на две недели. Наконец, по инициативе бабушки, было решено отправить Лёлю с отцом, чтобы к осени девочка сама разобралась, где ей больше нравится.
— Не расстраивайся. Она вернётся, — говорила маме бабушка, — культурному человеку в колхозе придётся не сладко. А провести лето в деревне ей не опасно. В конце концов — та же дача.
Вот почему Александр Александрович обрадовался, узнав, что у Лёли появились друзья. Значит, привыкать стала дочка, освоилась на новом месте. И вряд ли захочет возвращаться в город. А тогда и мама приедет, оставит свою поликлинику. Что же — безработной не останется: в соседней деревне тоже есть больница.
Так рассуждал Александр Александрович, заканчивая приготовления к встрече гостей.
Он открыл бутылки с лимонадом, переставил цветы с подоконника на стол. Глиняные горшки несколько огрубили сервировку, и он, подумав, убрал цветы обратно на подоконник. Но без цветов стало не так нарядно, и, кроме того, на скатерти отпечатались два сырых грязных пятна. Александр Александрович обернул горшки белой бумагой и снова поставил на стол. И, только когда делать стало решительно нечего, он взглянул на часы. Шёл второй час дня, а Лёля говорила, что гости должны собраться к двенадцати.
Александр Александрович, отодвинув занавеску, посмотрел на улицу. У колодца стояла чужая проезжая полуторка, и шофёр заливал в радиатор воду. Шофёр залил воду, бросил в кузов мятое ведро, и полуторка уехала. Больше никого не было видно, только вспуганные машиной куры снова выходили на дорогу.
Александр Александрович сел за стол и задумался. Всё-таки нехорошо, что Лёля отбилась от рук. Каждый день бегает куда-то, нё спрашиваясь, пользуется тем, что отец занят. При матери этого не было. Надо хоть спросить её, где бывает, что делает.
В сенях послышались тихие шаги. Дверь медленно отворилась, метя отвисшей рогожиной по полу, и вошла Лёля.
— Переодевайся скорее! — закричал Александр Александрович. — Где ты пропадаешь? Сейчас гости придут.
— Не буду я переодеваться, папа, — сказала Леля и, даже не взглянув на торт, ушла за перегородку.
— Что с тобой, дочка? — удивлённо спросил Александр Александрович, подойдя к ней.
— Ничего, папа.
— Я же вижу, глаза на мокром месте. Что-нибудь случилось?
— Ничего.
— Почему же ты собираешься плакать?
— Я не собираюсь.
— Я же вижу. Вон уж и подбородок дрожит.
— Не говори ничего, папа, ладно? — попросила Лёля. — А то я… я… и по правде заплачу.
— Ну, конечно. Вот и слёзы текут. Что с тобой?
Лёля отвернулась, положила голову на спинку стула, и плечи ее затряслись.
— Ну, довольно, девочка, ну, довольно, — растерянно повторял Александр Александрович. — Посмотри-ка… Послушай, какая музыка.
Он взял музыкальный ящик и покрутил ручку. Зазвенели стеклянные колокольчики.
— Ну что у тебя случилось? — продолжал он. — Что ты плачешь? У тебя, доченька, всё светло, светло впереди. Если бы моё детство было таким, разве я проронил бы хоть слезинку?
— Ещё как проронил бы! — всхлипывая, отозвалась Лёля.
— Ну хорошо. Поплакала и довольно. — Александр Александрович потерял терпение. — Умывайся и переодевай платье. Сейчас гости придут, а ты ревёшь. Неприлично.
— Не придут гости.
— Что такое?
— Не придут. Мы поругались.
Александр Александрович вопросительно посмотрел на дочь и махнул рукой. Настроение его быстро испортилось, и он пожалел время, убитое на ненужные приготовления. Тем более — в поле ведут подкормку, а он торты печёт. Безобразие.
— Не расстраивайся, папа. — сказала Леля. — Мы и вдвоём справим. Правда? Сейчас я поставлю чайник.
— Вдвоём так вдвоём. — Александр Александрович сел за стол, налил в чашки лимонад и задумался. В далеком городе жена его, наверно, тоже справляет день рождения дочери, и на столе её тоже стоит лимонад, и ей сегодня так же, как и ему, грустно.
Лёля принесла чайник.
— Давай чокнемся, доченька, — Александр Александрович поднял чашку с лимонадом и, отгоняя печальные
