создает иную сферу общества, с совсем иными отношениями и принципами.
Впрочем, с принципами в этом новом обществе туговато. Ибо построено оно не на логике и рассудке, а на обычаях и чувствах. Не на взаимовыгодном договоре, а на душевных порывах. Там люди не загребают все, до чего способны дотянуться, а наоборот – отдают последнее, да еще получают от этого удовольствие. Это, можно сказать, единственный принцип. Они живут как бы ради других, предпочитая заботу, жертву, любовь, взаимопомощь. Тратят свое личное время, силы и энергию. Ограничивают себя в желаниях и потребностях, стараются не изменять, хотя, бывает, обманывают и даже бьют друг другу морды. Но потом горько раскаиваются и горячо клянутся никогда больше так не делать. Да, насилие там вовсе не проблема. В личных отношениях вообще не действуют законы и правила, люди договариваются иначе – как подсказывает совесть. А совесть непредсказуема. Она загадочна, как и свобода которая ее породила.
Откуда взялось это общество? Как и экономика, оно выросло из мира детерминизма. В том жестоком мире человек не только боролся за ресурсы. Он и отдавал тоже. Но эти уступки были вынуждены – сама природа диктовала их. Во-1-х, в одиночку никто не выживает, а стая требовала жертв. Во-2-х, воспроизводство населения основано на потребностях, а их удовлетворение тоже требовало жертв. Можно сказать, что дело тут опять не обошлось без собственности. Только теперь ею был сам человек – собственностью семьи и коллектива. И потому он служил им как служит любая собственность. Свобода избавляет человека от принуждения, но близкие люди никуда не делись – мы по прежнему живем вместе и по прежнему хотим им служить, но теперь по собственному желанию. Осознанная жертва свободного человека и общество "любви и долга" – это такое же прямое следствие свободной воли, как и выгода и обмен.
Обе сферы общества не могут друг без друга, поскольку даже успешный экономический агент не вечен – ему надо сначала родиться, а потом и достойно умереть. Собственно, еще не факт, что бессмертный агент вообще будет ставить какие-то цели. С другой стороны, старым и малым надо где-то брать ресурсы, а кроме как на рынке взять их негде. Эти взаимные потребности и приводят к симбиозу сфер. Человек приходит в мир на руках близких, растет опираясь на их любовь, а потом уходит на рыночный фронт, где воюет за свой ранг и свои идеи. И победив конкурентов, приобретя блага у чужих и далеких, он возвращается к своим и близким и отдает долги. А проиграв – возвращается за помощью. Личная помощь неотделима от равнодушного свободного рынка. Когда свобода обмена сужается до экономической необходимости, а выгода сменяется сплошным разочарованием, только любовь близких способна дать человеку веру и силы для нового старта.
Что же мы тут имеем, братья мои? Мы имеем расщепление человека на две ипостаси – экономического дельца и домашнего деятеля. И расслоение общества на две сферы – юридическую, экономическую и публичную с одной стороны, и неформальную, моральную и персональную с другой. А если приглядеться, то и раздвоение самой свободы на ту, что выросла на месте чужеродных внешних сил, и ту, что отпочковалась от внутренних социальных инстинктов. Внешняя свобода – желания и дерзания, свобода преследовать свой интерес, порожденная необходимостью жить и добиваться. Внутренняя – жертвы и долг, свобода самоотречения, вызванная необходимостью помереть с чистой совестью.
2 Великий Конфуз
Конечно, это раздвоение с одной стороны несколько условно, поскольку иногда обе половинки трудно отделяются, а с другой – абсолютно, поскольку они полностью исключают друг друга. Люди долго и безуспешно пытаются слить их воедино, найти моральное оправдание выгоде, а рациональное морали, пробуют руководствоваться только моралью или только расчетом, и вообще стараются отыскать "универсальную истину", "золотое правило", "категорический императив" и прочую сермяжную правду – одно простое и понятное руководство к действию на все случаи жизни. Откровенно говоря, описанное раздвоение – скорее дело отдаленного будущего. Мы все еще живем не только во тьме насилия, но и в тумане глубокого морального конфуза, когда неясно где должна быть жертва, а где выгода, где надо полагаться на мораль, а где на расчет. А также в условиях навязанной нравственности и тотального промывания мозгов, за что надо благодарить государство, которое одновременно является и экономической властью, и моральным авторитетом. Учит жить и заставляет работать. Лезет в душу и заглядывает в постель.
Впрочем, оставим пока государство в покое. В чем причина конфуза? Почему мы никак не можем разделить сферы? Думаю, виновата мораль. В отличие от интереса, выгоды и других практических мотивов, требующих трезвой головы, мораль упивается собой, возводит себя в абсолют и гордо обымает необьятное. Подарив человеку способность оценивать все вокруг с позиции добра и зла, она, в точном соответствии со своей иррациональной природой, заставила его первым делом оценить сам моральный выбор. И разумеется признать его глубоко моральным. Иными словами, человек убедил себя, что выбор добра есть добро – иначе добро теряет смысл. Следствием этой бессмыслицы стало превращение невинной, в общем, выгоды в зло, а рациональное навеки попало в слуги иррациональному. Человек стал считать свои вполне естественные побуждения негодными, некрасивыми, нечестивыми. К поруганию "телесных" потребностей приложили руки и определенного склада моралисты, которые руки эти тут же бесстыдно грели – от пророков загробной жизни до идеологов братской любви. Были и попытки морально протестовать – обьявлять торговлю, бизнес и выгоду оправданными высшим, божественным авторитетом. Нашлись и философы, сгоряча обнаружившие в жадности основу мироздания. Но все их потуги, разумеется, оказались тщетны – нажива, барыш, навар, чистоган, корысть, равно как скупость, жадность, алчность, стяжательство, скаредность, скопидомство, скупердяйство, скряжничество, прижимистость, крохоборство, жмотство… сколько слов и ни одного приличного! Как и рынок, и обмен – все экономические мотивы прочно отождествляются с низменным, животным и постыдным. Противоречащим светлому образу морального человека.
Следы морального конфуза затерялись в толще веков из которых до нас дошла путаница публичного и частного. В древнем мире наоборот, сфера морали считалась публичным делом, поскольку она связывала и организовывала общество, а сфера экономики – делом чисто семейным, личным. Но и по прошествии толщи веков все еще ошибочно считается, что "частная сфера" – это там, где бизнес, наемный труд, рынок и, как следствие, вопиющая аморальность, а "публичная сфера" – там, где люди ведут общественную жизнь, демонстрирующую, разумеется, образцы морального долга. Отсюда же проистекает морально перекошенное отношение к собственности: общественная – там, где требуется высокая нравственность,
