красивой упаковкой чего-нибудь. Она кричит тебе, тянет взгляд, словно проститутка на углу. Юбка пояс, чулки с резинками наружу, боевая раскраска, краешек груди. Как мелкий клерк, надувающий щеки от осознания собственной значимости. А что внутри упаковки? Что? Состав мелким шрифтом. Тридцать ингредиентов. Условия хранения, противопоказания. Непременно черным на синем фоне. Чтобы трудно было прочесть. Тайна, должна оставаться тайной, пока ты не заплатишь. Один шаг правой ногой. И мы его сделали.
Отважные сыны Польши
дата публикации:21.05.2021
— Кавалерийским наскоком эту проблему никак не решить, — заключил ротмистр, приложив бинокль к глазам. За прошедшее с того момента как «Генерал Довбор" вполз в укрытие время ничего не поменялось. Дым неприятельского поезда мирно поднимался за дальней рощицей. Между ним и польским бронепоездом лежало белое поле без следов. — Никаких шансов, Александр! Глянь! Никаких абсолютно! Тут необходимо мыслить стратегически.
Беспечно покуривающий рядом репортер хохотнул. Ситуация его забавляла. Застрять где-то среди снежных просторов Скучного декабря с запасом алкоголя, сиятельным и глупым товарищем, можно было только с его везением. Тем везением, которое каждому скупо отмеряла судьба.
— Любая наша стратегия заключается в Перно, Станислав. Что в три листика, что на войне. Ну в твоем случае в нее включены еще и рукава.
Уколов приятеля в очередной раз, Дюбрен затянулся и выпустил в чистый воздух клуб дыма. Тур-Ходецкий поморщился и глянул на собеседника. Злопамятный француз проделал рукой жест будто вынимал из рукава карту.
— Налей, — тихо приказал пан Станислав стоящему чуть позади телеграфисту. Тот угодливо подул в два стакана и налил говорившим.
— Так что будем делать? Выкатим прямо — попадем под прямую наводку. Два три снаряда и нам крышка, как ни крути, — предсказал командир бронепоезда. — С тремя дюймами шутки плохи.
Вспомнив, как чуть не попался под замаскированное орудие красных под Равой Русской, он поежился. Хорошо еще, что у противника было только три снаряда и разбитый прицел. Два выстрела неуклюже легли вдоль насыпи, подняв фонтаны щебенки и черного дыма. Камни еще стучали по броне, когда стремительная атака охранной роты помешала сделать третий. Все висело на волоске, но закончилось благополучно. Теперь фортуна могла повернуться к ним задом, командир броневика колебался, не дать ли команду к отступлению.
— Пшепрашам бардзо. Необходимо разведать, пан командир, — подал голос молчаливый хорунжий, неслышно появившись на контрольной платформе. — Если вы изволите посмотреть направо, то увидите, что вдоль поля тянется небольшая лощина. Вся в кустарнике. По ней можно подобраться к врагу незаметно. Как только у нас будут сведения, мы можем ударить.
— Вы считаете, пржиятел? — небрежно бросил сиятельный ротмистр. Досадливо осознавая, что подчиненный в очередной раз предложил самый приемлемый выход.
— Так есть, пан командир!
Делая вид, что размышляет ротмистр влил в себя Перно из стакана и занюхал рукавом. И как он не заметил этот кустарник? Холера мац! Чертов хорунжий. Корчит из себя великого полководца. Если припомнить, то он из мещан. То ли бухгалтер, то ли податной. Сургучная душонка. Вид совершенно не боевой: шинель грязная, небрит, глаза красные, нечищеные сапоги с налипшим снегом.
— Я об этом уже размышлял, — наконец произнес пан Станислав. — Самоубийственная миссия, совершенно безумная! Я хотел поберечь экипаж. Но если найдутся два отважных добровольца, готовых положить животы на алтарь Отчизны, такое возможно. Почему бы нет, как думаете? Это как блеф на двух тузах и восьмерке. Для этого нужно иметь стальные нервы, господа! Стальные нервы!
Продолжив свою мысль, он высказался в том ключе, что добровольцы — герои, кроме общего уважения получат еще речь перед экипажным строем и благословление пана Крысика на подвиг. Возможно их даже представят к награде посмертно. На этом моменте его размышлений, с контрольной платформы бесследно пропали холуи-телеграфисты, оставив в покрывающем ее настил сене бутылки Перно и стаканы.
— Думаю, если разведчики не вернутся я сам напишу их родным, какие-нибудь теплые слова. В этих отчаянных обстоятельствах необходимо чувствовать трепет и мобилизацию! Полный трепет и полную мобилизацию! Хорунжий! Объявите экипажу, что нужны два храбреца для опасного дела. Скажите им: Родина и командир нуждаются в их смелости.
Послушав глупости командира бронепоезда, хорунжий вяло козырнул и потопал на поиски добровольцев для представления к обещанной ротмистром посмертной награде. На спине его худой шинели, обожженной поездными печками, явственно читалось: «Цо бы цие цьорти вжяли, болван».
Черти деятельного ротмистра не взяли, он засуетился, велев разыскать ксендза Крысика и объявить общий сбор свободных от вахты членов экипажа.
В любом подразделении, на любой войне начиная с войны палками бородатых веков заканчивая современной: с использованием аэропланов, отравляющих газов и пушек, опасное дело отпугивало рядовых несмотря на обещания самых блестящих наград. Солдатское правило быть незаметным для начальства в боевой обстановке свято соблюдалось не смотря ни на какие обстоятельства. Даже если сам Сатана отдал бы приказ, даже в этом случае он потерпел бы сокрушительное фиаско.
Хорунжий об этом знал, поэтому, не размениваясь долгие поиски двинул по направлению к карцеру, в котором томился весь личный состав поездной кухни, в количестве двух человек. В том самом достаточном для совершения подвига с последующим посмертным награждением количестве.
Его решение основывалось на простом и неколебимом факте: во все времена обитатели гауптвахт считались лучшими кандидатами для совершения неприятных и самоубийственных дел. Карцеры были благодатной почвой, на которой прорастали всходы героизма и чистки выгребных ям. Три — четыре дня заключения делали из самого махрового преступника идеального солдата. А диета из плесневелого хлеба и воды была лучшим средством от трусости и брезгливости.
Загремевшие в двери замки прервали громко излагаемые мысли санитара Пшибыла, согласно которым на войну, должны были призываться в первую очередь интеллигенция, как самый бесполезный кусок общества.
— Интеллигент он что? — спрашивал санитар из Берднарца, и сам себе отвечал, — в мирное время существо бесполезное. Сидит, полирует себе штаны на заднице! Думает, ага? Мне вот не понятно, где интеллигент, а где его задница. И никому непонятно, курва мац. Предположим: за скотиной он не ходит, ежи не готовит, даже рубаху захудалую и ту не сошьет. А таких, скажу я тебе, надо посылать до фронта в первую колежносч. А ще нужно…
Развить свои соображения он
