шаг – предъявить руки супервайзеру для инспекции. Что угодно, лишь бы избежать распространения бактерий.
Она швырнула одежду в стиральную машину. Залила в выдвижное отделение моющее средство, сверху плюхнула ароматизирующий кондиционер. Захлопнула дверцу и нажала на кнопку. Машина вздрогнула, внутрь полилась вода.
Когда Иви только начинала работать, то просто выбрасывала грязную одежду. Не могла удержаться: вонь проникала в ткань и преследовала ее, словно гарпия. Она стирала одну и ту же загрузку четыре раза подряд, а потом все равно сдавалась и выносила на помойку, завязав мусорный мешок двойным узлом и швыряя его в бак с расстояния, словно дискобол свой диск. Ветровки, футболки, лифчики, трусы, носки. Даже кроссовки, а один раз и сотовый телефон. Но после пяти или шести дней на работе шкаф наполовину опустел, и она поняла, что не может себе этого позволить. Стирка превратилась в наваждение.
Иви спустила лямки и холодными пальцами потянулась за спину. По позвоночнику пробежала дрожь. Когда она расстегивала лифчик, пришло сообщение от Ховарда:
Не принимай душ в офисе! Езжай прямиком домой.
Динь-динь-динь. Еще одно сообщение.
Я купил ризотто с бараниной, твое любимое. Жду на улице.
На самом деле она ужасно проголодалась. Желудок, превратившийся в обвисший пустой мешок, заурчал. Слова «ризотто с бараниной» запустили нечто вроде рефлекса, как у собаки Павлова. Иви сняла резинку с волос и встала под душ. Несколько лет назад по настоянию сотрудников душевую отремонтировали, превратив ее в самое роскошное помещение в офисе. Там были отдельно сухая и мокрая комнаты, пять душевых кабинок, мраморная плитка, шкафчики, зеркала в полный рост, даже отделение для отдыха.
Горячая вода не просто очищала кожу, но массировала ее, восстанавливая чувствительность. Словно ледяная глыба попадала в кипяток. Обоняние, однако, не пробуждалось, и Иви придумала собственную процедуру: сначала вычищала ногти под краном, потом становилась под душ. Отмокала как следует и намыливалась с головы до пят. Принцип был прост: стоять под водой и тереть себя мочалкой, пока кожа не станет алой… нет, пока не начнет лопаться, пока она не ощутит, что последняя молекула вони не покинула ее поры, пока не сможет больше этого выносить.
Работая в ресторане, Иви привыкла обнюхивать пальцы, чтобы убедиться, что они не пахнут ничем, кроме нее самой. Ей нравился слегка гниловатый, сладкий запах под ногтями, отталкивающий и странно целительный. Один из немногих ароматов, которые она любила и которые могла различать.
Иви гонялась за Хансом по дому, пока он не сдавался и не нюхал ее ногти или не давал ей понюхать свои.
– Ну разве они не приятно пахнут? Сладеньким?
– Отвратительно!
– Вовсе нет. Понюхай еще раз.
Она прижимала его к полу и держала, пока он не подчинялся. Этот сценарий разыгрывался снова и снова. Ей всегда было мало. Когда она съехалась с Ховардом, то стала вместо брата гоняться за ним, разве что к возне и смеху добавились поцелуи.
Три четверти часа уходило у нее на то, чтобы исполнить весь свой банный протокол. Она включала «Ютьюб» или «Спотифай», выбирала случайный плейлист – рок, электроника, хеви-метал, – неважно. Чем громче, тем лучше. Врубала на полную мощность, чтобы грохот заглушал шум воды. Иногда, то ли потому, что она слишком громко слушала музыку, то ли потому, что плескалась слишком долго, Ширли начинала колотить в дверь. Но Иви никогда не ускорялась после ее стука.
Она перегружала мозг музыкой, стараясь не думать больше ни о чем, просто позволяя воде стекать по ее телу на пол. Но сегодня, по какой-то причине, была озабочена. Иви закрыла глаза, обливая себя горячей водой. Вспомнила запах одного бренда шампуня – лавандового. Ховард его любил.
Ей на ум пришел отрывок из книги, купленной им:
«Ничто не имеет значения. Я давно это знал. Так что и делать ничего не стоит. Я это только что понял».
Мальчик сидел на сливовом дереве и кричал детям внизу: «Все это пустая трата времени. Все начинается, только чтобы закончиться. Как только рождаешься, сразу начинаешь умирать. И так с чем угодно».
Книга называлась «Инет» – «ничто» на датском, языке оригинала, но ее переименовали в «Злого ребенка» – или «Злых детей» – на мандаринском[19].
Чтобы доказать мальчику на дереве, что жизнь имеет смысл, его друзья договорились по очереди отказываться от самого дорогого, что у них было. Они собрались на заброшенной лесопилке. Один называл другому, от чего тот должен отказаться. Главному герою велели избавиться от любимых сандалий, и он решил вынудить своего приятеля отдать хомячка. И так куклы, велосипеды, указательные пальцы, вера, преданность, головы щенков начали попадать на жертвенный алтарь чистейшего зла.
Кажется, злой мальчик был все-таки прав.
Душевую заволокло туманом. Иви протерла зеркало, но оно сразу запотело снова, отражая смазанный мир. Она не могла рассмотреть собственного лица. Если все катится к концу, какой смысл начинать? Все и так бессмысленно. Или, если жизнь имеет смысл, то как продолжать ее, когда твой смысл утрачен?
Иви вспомнила, как лежала в объятиях Ховарда, державшего книгу, и, хмурясь, спрашивала его, что пытался сказать автор.
– Я до сих пор не понял, – отвечал он, тряся головой. – Значение глубокое.
– Наверное, – говорила она. – Я тоже не понимаю.
Вдвоем они жались в уголке дивана, обнимаясь, словно зверьки, пытающиеся согреться. Иви пошутила, они посмеялись, поцеловались и отложили книгу в сторону, чтобы никогда больше не открывать.
Тогда им не нужны были ответы.
12
На улице раз за разом проигрывалась мелодия «К Элизе» – кажется, грузовик приехал за мусором. Иви напялила мохнатые тапочки и потерла глаза. Четыре часа дня. Телевизор по-прежнему работал, и в какой-то момент новости сменились в нем старыми фильмами.
– Я работаю, и ухаживаю за домом и за садом, и выполняю поручения моей матери – те, на которые, по ее мнению, у меня хватает ума, – говорил мужской голос. Мужчина слегка заикался и, похоже, нервничал.
– А ты ходишь куда-нибудь… с друзьями? – спрашивала женщина.
– Лучший друг мальчика – его мать, – отвечал мужчина.
Иви наконец отыскала пульт, завалившийся между диванными подушками. Перепачканный то ли соусом, то ли каким-то напитком, он был липким на ощупь. Иви выключила телевизор, мужчина и женщина замолчали, в квартире стало тихо.
Наверху кучки почты лежала записка от Ховарда:
На ручке двери висит коробка жареного риса. Разогрей, прежде чем есть.
Иви отложила листок. Она не отвечала ему уже очень долго, но он продолжал оставлять ей сообщения, приносить еду и врываться в квартиру, чтобы сделать
