была западня. Юрий резко развернулся, ожидая нападения сзади, но за спиной была лишь чернота, отступившая за круг света пушистика. Кто скрывался в темноте и почему не напал, когда он проходил мимо? Вряд ли Батый был один. Такие обычно действуют, если только на сто процентов уверены в успехе.
Но Юрий ошибся. Батый действовал в одиночку, на расстоянии. Юрий услышал громкий треск — это одна из подпорок переломилась пополам. И тут до него стал доходить замысел Батыя: «Вот в чем его план — не вышло засунуть в склеп штольни, так решил устроить могилу прямо в штреке!»
Спасение было только одно — успеть выбежать до того, как потолок превратится в груду камней, засыпавших пол. Проклинать себя за скудоумие было уже поздно, но перед стартом проскочило будто бегущей строкой: «Расслабился. Думал ранил Батыя и все, успокоил его надолго? Вот тебе и фиг!»
Бежал Юрий, как на стометровке. Пушистик, до того взлетевший к потолку, поспевал за ним еле-еле. Поэтому удар Батыя из темноты был неожиданным и резким. Бил он сильно, чтобы закончить бой одним ударом, но темнота сыграла и против него. Юрий успел повернуться, заслышав шорох — сказалась реакция, выработанная старыми спортивными тренировками, — и удар получился смазанным, скользнув вдоль корпуса. Однако и этого хватило, чтобы Юрия бросило на стенку так, что хрустнули кости. Рука бессильно повисла вдоль тела, а ребра вспыхнули болью, перехватив на несколько секунд дыхание.
Подпорка рядом с ним треснула, и ему на голову полилась уже не капель, а полноценный ручеек ледяной воды.
— Живой, что ли? — лицо Батыя выплыло из темноты серым пятном. Близко подходить он не рискнул. — Так даже лучше. Хочу видеть твои глаза перед смертью. Где эта светящаяся тварь?
Юрий почти чувствовал, как запыхался пушистик, догоняя его после бестолковой гонки. Теперь-то он понимал, что Батый его обхитрил. План его был вовсе не в разрушении штрека — тот был еще слишком крепок для этого. Напугать его, заставить нервничать и действовать второпях — вот в чем был его план. Не отстань пушистик, вряд ли ему удалось бы остаться незамеченным и напасть внезапно.
Холодная вода быстро привела Юрия в чувство. Схватившись здоровой рукой за осклизлый столб, он выпрямился, а потом, оттолкнувшись, ринулся в атаку.
По крайней мере, он хотел это сделать. Столб не отпускал руку, зацепив ее словно крючком. Юрий дернул рукой изо всех сил, услышал треск разломившегося столба и в ту же секунду его бросило на Батыя силой хлынувшего потока воды.
— Хр-р-р… — не успевший набрать воздух, чтобы нанести встречный удар на выдохе, Батый хлебнул ледяной воды и закружился в стремительном потоке.
Как утопающий, он ухватился за подпирающий противоположную стену столб, намертво зажав его в объятиях. Наверное, с испугу Юрий сделал бы то же самое, но его закружило и понесло по штреку на выход. Не в силах совладать с потоком, он летел на волне, как в трубе парка аттракционов, а мрачные стены, выхваченные светом оседлавшего его макушку пушистика, намекали, что он заплыл в комнату ужасов.
Сильный грохот раздался позади, Юрия пнуло под зад мощной волной и выбросило в коридор штольни. После этого поток иссяк, разбежавшись тонкими ручейками и оставив после себя мокрые лужицы. В одной из таких и пришел в себя Юрий.
— Завал, завал! — послышались кругом крики. Они наполняли пустой коридор грозным гулом, от которого хотелось бежать, зажав уши.
— Кто там остался? — над Юрием стоял Дрын и почти вся бригада.
Множество глаз на серых от пыли лицах смотрели с ожиданием, как будто хотели услышать от него божественное откровение. Юрий оглянулся: вход в штрек номер семь был завален породой. Камни разной величины легли, как в заковыристой мозаике, наглухо запечатав в нее вход и преградив путь воде.
— Батый, — произнес он как можно безразличнее.
Казалось, что вздохнула сама шахта. Большинство, конечно, не поверили ему на слово, но наглость новичка впечатлила всех.
— Врешь! — выкрикнул кто-то и стал расталкивать толпу, пробираясь поближе.
— Иди, проверь, — посоветовал Юрий, улыбнувшись.
И от этой улыбки количество желающих приблизиться сократилось до нуля.
— Никто ничего проверять не будет. Чудо, что шахту не затопило, потому такие эксперименты нам нафиг не нужны. Жив Батый — значит объявится, а нет… На нет и суда нет, — многозначительно бросил Дрын в толпу. — Марш на выработку, плана никто не отменял!
Юрию пришла мысль, что настало время заявлять права:
— План скорректирован, — негромко, но внятно произнес он, отчего понурые плечи развернувшихся было шахтеров распрямились, и на него опять уставилось множество глаз. — Каждый работает за себя.
— Это кто сказал? — выкрикнул тот же голос, который ранее выражал недоверие по поводу смерти Батыя.
— Это сказал я.
— Много на себя берешь, парень, — еле слышно произнес Дрын.
То ли оттого, что смелое заявление Юрия было справедливо, а, скорее всего оттого, что теперь он, как выразился бригадир, все взял на себя, шахтеры роптать не стали и быстро разошлись, пока не прозвучало нечто обратное.
Глава 6. Праздник
Выполнить свою норму Юрию требовалось кровь из носу. Заявление, не подкрепленное делом, лишало его авторитета раз и навсегда. Кайло вгрызалось в стену, как отбойный молоток, но, как оказалось, сила — это еще не все. Правильно поставленный удар колол породы больше, чем безумная, но бессмысленная долбежка во все стороны.
Поначалу не хватало опыта, а как только он стал появляться, перестало хватать сил. Юрий готов был грызть зубами проклятую скалу, если бы это имело смысл.
— Эй, — потормошил Миха его за ботинки, когда он бессильно лежал, не в состоянии пошевелить руками. — Вылазь, все ждут только тебя.
— Я не выполнил норму… — даже слова давались ему с трудом.
— Выполнил и перевыполнил, — хохотнул Миха. — Дрын так напряг шакалов, лишившихся Шерхана, что они отработали не только за себя, но и за того парня. За тебя, то есть.
— Неправильно это…
— Правильно-неправильно… Поздно боржоми пить. Теперь они работать будут за двоих, пока не загнутся, — встретивший их Дрын махнул рукой. — Слишком много крови нашей попили, а такое в тесных коллективах не прощается. Человек ведь существо особенное — справедливость нутром чует, а если ее нет, то может и виду не подает, но внутри сжимается, как пружина, и только дай
