Здесь она дома. Здесь есть солнце, море, ветер, здесь можно ходить на руках и чувствовать себя свободной.
Но Георгий упорно тянул ее с пляжа.
– Устала же, наверное.
– Да, брось, я, когда тут жила, знаешь, сколько налетала… раз в неделю туда-обратно, как на трамвае.
– Как ты в такой холодной воде, я не представляю… Отряхни ноги от песка, натрешь в обуви.
– Дорогой, не играй в занудного папочку, договорились? На этих пляжах самый мелкий песок в мире, им пудриться можно. А к воде я привыкла, я тут круглый год могу купаться. Пойдем.
– Пойдем. – Он встал, кряхтя.
– Кстати, куда?
– Домой.
Катина квартира находилась в одном квартале от моря.
За эти месяцы она уже несколько раз успела пожалеть о том, что продала ее – но недвижимость в Израиле страшно дорогая, и это позволило ей какое-то время не работать и кормить мерзавца Митю…
Катя замерла перед знакомым подъездом. Все на месте – белый столбик, грязные стекла, лестница наверх.
– Пойдем, пойдем. – Георгий кивнул шоферу, ехавшему за ними. Тот вышел и начал доставать из багажника чемоданы. – Катерина, держи. Дорогу помнишь?
Он вложил в ее ладошку ключи с ее же собственным старым брелком – розовый попугай с настоящими перьями, половина из которых уже утратилась.
Какое-то время Катя тупо смотрела на эти ключи и никак не могла до конца понять.
– Ну поднимайся, что ты смотришь, на чай-то пригласишь?
Нет, в это не верилось.
Она рванулась наверх, перепрыгивая через две ступеньки.
Ключ подошел. Все выглядело так, словно она ушла вчера.
Да, чай он заслужил. Боже, ведь был и чай! И даже баночки все на месте, подписанные Сонькиной рукой…
«Шиповник» с неправильным переносом слога показался ей самой дорогой вещью в мире.
Георгий как раз добрался до двери, затаскивая Катин чемодан.
Она бросилась ему на шею.
– Но как, расскажи, как? Почему я не знала?
– Да я сразу ее купил, я же знал, что ты передумаешь, думал, может, пригодится. – Он улыбнулся и в этот момент стал почти красавцем. – Я знал, что ты ее продашь, ждал, поговорил с нужным человеком, он все мне оформил. А теперь я возвращаю его назад хозяйке. И, слово даю, так же сделаю и с твоим ателье – мне не пришлось по вкусу шитье этих юбочек, у тебя это получалось лучше. Кстати, ты забыла, как мы познакомились? Я пришел покупать твое ателье. Но мне больше понравилась ты. – Он слова улыбнулся. – Ты чаем-то угостишь? И в холодильник загляни, я просил, чтобы все купили.
Да, там было все. Все, что она любила. И везде стояли цветы.
Это был прекрасный сон, но Катя точно знала, что это реальность, а в реальности такого не бывает.
Она закрыла холодильник и резко спросила:
– Что я тебе за это должна?
Возникла пауза. Он быстро нашелся:
– Катерина, что за счеты между близкими людьми могут…
– Не юли!
Он испугался ее крика, снял пиджак, долго искал, куда бы его пристроить…
И что за манера летать в тридцатиградусную жару в костюме…
– Я ничего от тебя не хочу. Но ты можешь меня отблагодарить тем, что поживешь здесь какое-то время. И пойдешь к врачу.
– К какому… врачу?
Георгий обнял ее за плечи:
– Детка, ты устала в последнее время.
– Так, понятно, к психиатру.
– Назовем это терапией. Я уже нашел, хороший доктор. Он написал план. Завтра воскресенье, мы поедем в Иерусалим и начнем тебя лечить.
– Я не больна.
– Ты не больна, разумеется. Но если ты продолжишь в том же духе, ты обязательно заболеешь. Мы завтра сделаем томографию, а по результатам будем думать…
– Ты, что, считаешь, я упала и тронулась умом?
– Тихо, тихо. Надо исключить изменения… Он без этого не начнет. Он так сказал… Ну, малыш…
– А в Москве врача не нашлось?
– Я бы хотел, чтобы ты какое-то время пожила здесь, ты так любишь море, тебе пойдет на пользу, если…
– Я побуду подальше от них, да? – Катя вырвалась, села на кровать. – Так кому же ты заботливый папочка – мне или этой нервной парочке голубков? Митенька некрасиво обкакался, и Сонечка позвала тебя на помощь, да?
Георгий разозлился. Он вдруг вспомнил, как Сонька плакала у него на плече, там, на бревнах, в далекой России, где нет всего этого моря и радости вокруг, где все хмурые, где ей приходится одной бороться за выживание.
– Да. Именно так все и было. Я хотел сделать подарок тебе, но вышло так, что это подарок вам обеим. Твой паспорт останется у меня, завтра в девять я жду тебя внизу, поедем в Адассу. И не вздумай сбежать.
Вышел и закрыл дверь прежде, чем она успела швырнуть в него букетом роз, стоявшим рядом.
Катя не могла думать без движения. Тем более для успокоения ей надо было сделать сальто, что-нибудь разбить, куда-нибудь залезть. Сейчас она просто сидела с ногами на диване и пыталась придумать что-то для своего спасения.
Как же ловко он ее заманил, как расположил к себе, оборотень. Какими глазами смотрел, когда она смеялась там, на пляже…
Ей даже на минутку подумалось, что он хочет ее вернуть.
В море, как бабочка-капустница, вертелся на ветру чей-то парус. Набережная в субботу была пустая, мокрая после недавнего короткого дождя. На западе тучи уже расступились и открыли миру тонущий огненный диск солнца.
Да, надо было все это обдумать… И она задремала.
«Я потом что-нибудь придумаю», – мелькнуло у нее сквозь сон.
В Адассе страшного ничего не было. Измучило только долгое ожидание – сначала врача, потом очереди, затем результатов, после Георгия.
К счастью, можно было погулять – в клинике был прекрасный внутренний сад с пальмами и прозрачными лифтами, бесшумно летающими вверх-вниз. Маленький парк располагался и между корпусами – там Георгий и нашел ее, сидящую, как обычно на ступеньках со своим блокнотом. Заглянул через плечо – она рисовала парусник и тонкую гибкую мальчишескую фигурку на нем.
– Когда-нибудь он у тебя протрется или развалится от старости, и ты купишь новый, – дружелюбно сказал он.
Катя обернулась, улыбнулась:
– Это четвертый. Просто они одинаковые.
Врач не сказал ничего страшного, но наблюдаться у кого-либо Катя категорически отказалась.
В глухом молчании они вернулись домой, и она сразу же стала собирать вещи.
– Ты что? – испугался Георгий.
– Ничего, – спокойно ответила она, – я уезжаю. Я не могу принять этот подарок на твоих условиях. Я думала, что подарки дарят без условий.
– Прими без условий… Ты все равно сделаешь, как ты хочешь. Я только попытался.
– Но я все равно сейчас уеду.
– Зачем, скажи? Что