парту посреди лекции по античной культуре и послал всё на…
Продолжение я старательно проартикулировал.
Она смеялась моим шуткам. Мне кажется, это самый главный признак того, что ты нравишься девушке.
– А у тебя как случилось?
Рита замялась.
– Ничего особенно, – ответила она. – Я боялась, мама решит, что я сошла с ума. Глупо, наверное? Сейчас кажется смешно.
Она даже посмеялась, но как-то невесело. Нужно было срочно добавлять позитива. Я рассказал ей жизненный анекдот Барри про амурные дела.
– А что, такое возможно? – удивилась она. – Кто-то в моей прошлой жизни может за мной ухаживать? И я не буду помнить?
– Нет, – покачал я головой. – Всё, что с вами случилось – это навсегда. Есть суеверия, понимаешь? Что мы можем являться обычным людям, что мы можем изменить свою судьбу. Но это всего лишь слухи.
– А этот… Дозор? Это милиция?
– Навроде, – пожал я плечами. – Раньше были народные дружинники, это ближе.
Мы поговорили о Дозоре, потом о Барри. Затем, почему-то, о Достоевском. Сам не понял, как мы стали говорить о братьях Карамазовых. Кажется, Рита восхищалась отношениями Ивана Карамазова и Катей Верховцевой, а я в упор не помнил там любовную линию. В моё оправдание можно сказать, что Карамазовы читались только в школе. Впрочем, надо будет подтянуть русскую литературу, если я хочу не отставать от Риты.
– Пойдём? – предложила она, когда мы согрелись и допили кофе.
– Теплоходики?
– Почему бы и нет, – пожала она плечами. – Если не будет дождя.
– Не может быть дождя! – с жаром сказал я. – Вся суббота чистая!
Не знаю, какие силы решили в этот раз заняться нами, но я оказался посрамлен. Стоило нам выйти из кафе и пройти сотню шагов вдоль Чистых прудов, как полил дождь. Наверное, у меня был совершенно обалдевший вид, так как Ритка расхохоталась. Дождь шёл весело, посверкивая солнечными лучиками из-за рваных туч. Величественные лебеди недовольно гнули длинные шеи, спасаясь под нависшими ивами. Мы с Риткой, схватившись за руки, побежали под навес. Стоило нам укрыться, как дождь стих.
– Невероятно! – сказал я. – Ни разу не было дождя в моём октябре.
– В твоём?
– Сколько раз проживал этот день, но дождя… – всё удивлялся я. – Москва, конечно, большая, но как так надо попасться!
– Не сокрушайся, властитель октября, – весело ответила она. – Поехали ко мне домой, обсохнем.
Я ещё не успел сообразить ответ на неожиданный поворот нашей встречи, как Ритка, спохватившись, добавила:
– Мамы пока нет, так что ненадолго можно.
***
Я впервые был у девушки дома. Эта мысль догнала меня на следующий день, когда я переживал и передумывал нашу встречу. А тогда на какой-то дружеской волне я не испытал никакого смущения. Рита выдала мне огромную сухую футболку.
– Папина, – сообщила она. – Переодевайся здесь, это моя комната.
Она, взяв себе одежду, упорхнула в ванную. Пока я возился с футболкой, она успела переодеться сама и уже звенела посудой на кухне.
– Хочешь чай?
– Конечно!
– Чёрный? – отозвалась она с кухни.
– Зелёный! – ответил я зачем-то, хотя терпеть его не мог.
Пока Рита готовила чай, я разглядывал стену из фотографий, украшенных жёлто-красными кленовыми листьями. Со стены на меня смотрела целая жизнь с ароматом осени. Умеют же люди превращать в уютность любой уголок в доме. Если я начну развешивать гербарий по стене вперемешку с фотографиями, то получится неряшливая стенка, которую захочется сразу же очистить, а потом ещё и помыть. А тут можно бесконечно разглядывать, как хорошую пейзажную картину.
– А это где? – спросил я подошедшую Риту.
На фотографии девочка с косичками блаженно прижималась к крупному бородатому мужчине. На заднем фоне у палатки курился костерок.
– А, Грушинский фестиваль, – тепло улыбнулась Рита. – С папой. Мне лет десять тогда было. Нет, одиннадцать.
– Ты была на Груше? – удивился я. – Ничего себе! Играешь на гитаре?
– Немного, – пожала она плечами. – Папа пел и играл. Я иногда пишу стихи.
Я развернулся к ней. Видимо, у меня получилось слишком решительно.
– Нет, не проси, – тут же ответила она.
– Почему?
– Не хочу, – сказала Рита твёрдо.
– Ладно–ладно! – поднял я руки. – У меня друзья в Казани. Они тоже любят авторскую песню. Даже ездили на местные слёты. Каменка… Айша…
– Здорово, – сказала она. – А как ты с ними общаешься?
В глазах Риты вновь загорелся огонёк первооткрывателя.
Мы сели у окна пить чай, и я пустился в разглагольствования о хомо новусах. Исполняя роль опытного специалиста, повидавшего эту новожизнь во всех её деталях, я рассказал все байки, которые ещё не успел, поведал обо всех знакомых, о наших организациях. Словом, старался распахнуть пошире окна в новый мир.
– А тебе совсем не страшно? – спросила она.
Смешная, честное слово.
– Чего бояться то?
– Это же совсем ненормально! Как могут люди так жить? Зачем с нами такое?
Это были несложные вопросы. Я даже приосанился.
– Понимаешь, Рита… Что значит нормальность? Может, это мы нормальны, а весь мир нет? Я верю в то, что мы – это люди будущего, которые смогут жить в иных измерениях времени…
Я использовал весь накопленный багаж: фонтанировал сравнениями, приводил научные данные (частью выдуманные), ссылался на современную психологию. Картина получалась стройная – в положении хомо новуса больше плюсов, а все минусы обусловлены тем, что мы – новая ступень эволюции, поэтому пока непривычны. В конце концов, кроманьонцу меж неадертальцев тоже было неуютно. Приятно, когда твою речь с раскрытыми глазами слушает красивая девушка.
– А что полезного в том, что мы проживаем один и тот же месяц раз за разом?
Вопрос был хороший, но к такому повороту я тоже был готов. Сказывались давние контакты с Барри и прочими любителями порассуждать о тайнах бытия.
— Это не наш месяц, Рита, – улыбнувшись, сказал я. – Это месяц обычных людей. А наше время продолжает течь, у нас, у нового человечества есть своё время.
– Хмм…
Я ожидал от своих речей большего эффекта, но спишем на то, что Рита совсем ещё юный хомо новус.
– А у нас есть главные? Те, кто управляет?
– Нет, что ты! Мы все вольные птахи! – воодушевленно возразил
