и крепко спит. Ларс отчитался о её прибытии ещё до того, как мы попали к Артуру.
Такую уникальную и потенциально опасную штуку я решил записать в гримуар отца Михея. В моём личном пока был хаос из заметок и догадок. Я включил настольную лампу, подклеил чистый лист и принялся старательно переносить всё, что я запомнил.
Работа заняла много времени. Я перепроверял схему в пятый раз, когда усталость одолела меня. И сам не заметил, как моя голова опустилась на стол, глаза закрылись и сознание ухнуло в забытье.
Разбудил меня толчок. Я не понял был ли он настоящим или это сердце вдруг попыталось свалить из груди. Кровь забурлила, тело окатило жаром.
За окном начинало светлеть. Достаточно, чтобы я мог рассмотреть парк и край пруда. И маленькую светлую фигурку, от которой во все стороны исходил голубой свет. Он дрожал и пиками взрывался вверх и в стороны, пригибая деревья к земле.
Я вскочил, дурное предчувствие охладило кипящую кровь. Гримуара на столе не было…
Стекло покрылось трещинами, они побежали по окнам паутинкой, а я рванул вниз. Уже у лестницы я услышал, как окна по всему дому разлетелись осколками. А земля в этот раз содрогнулась по-настоящему.
Ступени, гостиную, коридор и террасу я пересек за долю секунды. Мышцы ног затрещали от таких усилий, но я ускорился ещё, даже зная что поздно. Идиот, идиот, идиот! Как я мог оставить гримуар открытым? Последнее, что я написал и задумчиво обвел несколько раз, был вопрос «это может спасти мир?».
Ведьмочка сама решила это сделать. Я летел над землей, преодолевая сопротивление бушующего урагана и матерился. Фрося лежала на ровном участке песчаного пляжа, что мы обустроили у воды.
Бледная до синевы, из носа хлещет кровь. Но она ещё дышала. У её ног полыхала алым с похвальной точностью воспроизведенная печать. И в неё вливалась сила девчонки, вся до последней капли.
Я увидел лежащий рядом столовый нож и не раздумывая полоснул себя по ладони, брызнув кровью на символы. И сам тут же рухнул на колени. Стволы деревьев вокруг затрещали, ломаясь. Вода зашлась волнами, траву выдирало пучками и уносило прочь.
Сзади послышались крики.
— Заберите её и уходите! — зарычал я, не в силах обернуться.
Меня приковало к печати намертво. Она высушивала, забирая всё. Потемнело и громыхнуло, небо рассекли всполохи алых молний. Губы потрескались, я ощущал как из них идет кровь. Но упрямо хрипел нужные слова. Да что же их так много то…
Меня сжимало изнутри, сила вытягивалась болезненно, вырываясь кусками и улетая в песок. Тот раскалился и начал застывать, превращая печать в сверкающее вспышками молний стекло.
Я умирал и мир рвало на части. Но вот символы вспыхнули в последний раз и тишина вдарила по ушам так, что их заложило. Прямо мне в глаза ударил первый луч солнца, ослепляя.
Было так хреново, что сначала я подумал о галлюцинации. Смотря против света на огромные раскинутые крылья стоящего передо мной человека. Твою ж мать, это что, ангел?
Только… Я проморгался, в глазах резало от песка. Крылья были черными, с металлическим отливом. Я хрипел, пытаясь что-то сказать, поприветствовать вестника как подобает. Пусть и не знал, как там принято. Но тут он заговорил.
Удивительно мелодичный, но совсем не нежный мужской голос проник сквозь гул в ушах:
— Ты что натворил, человек?!
А следом в меня прилетел огонь. От удара меня отбросило назад, пламя охватило всё тело моментально. Огонь стал черным, я заорал и отрубился.
Глава 6
Посмертие, как по мне, было слишком болезненным. Всё тело ломило, я хотел пить и, как ни парадоксально, в туалет. Скорее всего я в аду, если он тут существует. Ещё и трясло.
— Быстрее, несите его! — прокричало над ухом.
Куда вы меня, черти, тащите? В персональный котел? Глаза совершенно не хотели открываться, веки слиплись, а от попытки их разлепить болью стрельнуло по всей роже. Я снова отключился, а когда очнулся, то уже лежал на наждачной бумаге очень крупной фракции.
— Хрррр! — попросил я более комфортных условия и немного уважения к усопшему.
— Да не трогай ты его одежду! Воды давай! Jävlar! — по шведскому ругательству я опознал Ларса.
Не сдох! Вот зараза… Натирание меня наждачкой прекратилось, а в рот полился божественный нектар. Прохладная вкуснейшая вода, сама жизнь. Я захлебывался, но упорно пил. Затем вода полилась и на лицо и я наконец-то смог распахнуть глаза.
Растрепанный и перепуганный камердинер засолнил собой всё. Я хотел поднять руку и отодвинуть его, но от боли опять чуть не отрубился. Перед глазами потемнело, а когда зрение вернулось, Ларс уже сам отодвинулся. Меня обступили адепты, княжна и камердинер.
— Целитель едет, ты главное держись! — глаза Яны раскраснелись и блестели. — Слышишь, Илья? Продержись ещё немного.
Не видно было лишь монаха. На меня накатил страх.
— Фрося? — каркнул я, собрав все силы.
— Жива, не переживай. С ней брат Еврипий, — ухнул бледный Карл, возвышаясь над всеми. — Ты лучше не дергайся, лежи спокойно, помощь скоро будет.
— Пришла в себя, у девочки удивительный дар самоисцеления, — дополнил Ларс. — Вам не стоит волноваться.
Да чего они так все переполошились? Я опустил взгляд вниз, на своё тело и немного охренел. Форма, в которой я так и уснул, кусками вплавилась в тело. Там, где от неё ничего не осталось, был стейк лучшей прожарки. То то жаренным пахнет…
— Ёб… — договорить не удалось, в горле запершило и я закашлялся.
В меня опять залили воду и строго велели помалкивать. В их глазах стоял тот же вопрос, что и в моей голове. Как я умудрился выжить? Пернатая сволочь попыталась меня сжечь!
— Вестник где? — всё таки заговорил я, когда напился.
— Какой вестник? — Ларс заозирался. — Здесь есть кто-то ещё?
Лять, ещё и свалил. Но я был уверен, что мне не показалось. Такого моё больное воображение придумать не могло. Вот уж кого, а ангелов я не ожидал увидеть. Пусть и чернокрылых.
— Гримуар…
— Не беспокоитесь, ваше сиятельство, я его забрал. И закрыл, — доложил швед. — Но там остались следы… Боюсь не в моих силах от такого избавиться.
Значит теперь мой пляж украшает огромная хрустальная печать. Меня хорошенько прожарили под спецэффекты, которые наверняка вся столица заметила. В наши ворота явно скоро постучатся.
А всё потому что я недооценил мелкую девчонку, которая вдолбила себе в голову показать свою пользу и силу. Злость, не на неё, а на себя, накатила, придавая сил. Ребенок то ещё ничего
