агатами прекрасно оттеняло её белый цвет, но сейчас красота меня волновала меньше всего. Сколько раз я его то надевала, но снимала и забрасывала в дальний угол, а то снова надевала! Всё, хватит метаться! Пора уже решать: то ли я ношу его и меняю жизнь в стране к лучшему, то ли выбрасываю в реку от греха подальше?
«Наверное, я всё-таки его выброшу!»
По мере того, как я приближалась к набережной, эта мысль становилась в моём мозгу всё твёрже. Ну, зачем мне, обычной почтальонше, власть над миром? Да ещё и магическая, да ещё и та, которая может меня погубить. Ведь жизнь, слава Богу, складывается как нельзя лучше. У меня есть любимый мужчина, я с ним счастлива, у нас могут быть дети. Разве не о том я мечтала?
Дойдя до середины моста, я остановилась. Моя тень, на которую я невольно кинула взгляд, сделала то же самое. Прости, Петя, мне дорог твой подарок, но с такими свойствами я не готова его принять! Тень вслед за мной сняла с шеи ожерелье и так же размахнулась, чтобы бросить его в бездну вод.
Моя рука уже готова была разжаться, но вдруг остановилась. Я-то с Мишей счастлива, а сколько других женщин станут вдовами, сколько детей осиротеют, сколько будут ждать мужей и отцов из тюрем или из вынужденной эмиграции, снося каждый день незаслуженный позор только потому, что их родные захотели мира? Сколько ещё жизней унесёт война, или спецоперация, или как теперь её называть велено? Вот Надежда, счастливая влюблённая в Серёгу, стояла рядом с ним, но я-то видела в её глазах тайный страх: что будет завтра? Не случится ли так, что его мобилизуют — отправят убивать и умирать? Или посадят за категорический отказ, и теперь она будет писать письма не только Горинову, Смирновой и другим политзаключённым, которым также пишу и я, но и собственному жениху? Да и наше с Мишей счастье будет ли долговечным? С ним ведь тоже может случиться что-то подобное. Впрочем, его скорее посадят — зная его, я точно могу сказать: Миша предпочтёт присесть, нежели пойти воевать.
Я так и не разжала руки над водой. Вместо этого я ещё крепче вцепилась в ожерелье, чтобы вернуть её обратно и надеть его на шею. Если мир и свобода моей Родины зависит от меня и от этого ожерелья, то я буду его носить. Каждый день — и в пир, и в мир. Даже гардероб себе подберу такой, чтобы чёрные агаты лаконично вписывались. Пусть смотрятся как обычное украшение. Зачем всем и каждому знать, что это на самом деле талисман? Говорят, магия тишину любит, а уж в таком глобальном масштабе, как судьба отечества — тем паче.
«Но ведь я могу погибнуть», — испуганной мышкой зашевелилась в мозгу мысль.
Конечно, могу. Но кто даст мне гарантию, что выбросив бусы, проживу сто лет? Пусть даже смерть обычно не торопится к обманувшему её, но кто знает: вдруг моя ну очень настойчивая? К тому же, я могла в запойные времена замёрзнуть так же, как моя биологическая мать. Могла напиться палёной водки и сыграть в ящик, как Петин дядя. Да мало ли что могло со мной случиться? Но каждый раз ведь проносило. Может, и в этот раз пронесёт, и я не только изменю жизнь в стране к лучшему, но и останусь жива?
Когда я возвращалась назад, мост задвигался в обратном направлении, соединяя два берега реки Москвы друг с другом. Надо же — я так усердно думала: что делать с ожерельем? — что не заметила развода моста!
Наконец, мост снова встал на место, и я ступила на твёрдую почву. Пора домой готовить ужин.
«Авось пронесёт!» — повторила я мысленно фразу, которую так часто говорит русский человек.