ненависть так и сквозила изо всех щелей. Если бы она была сказочным василиском, убивающим всякого, на кого посмотрит, смерть настигла бы меня уже раз десять.
— Так я, получается, Ваша внучка, и Вы об этом знали? — я просто отказывалась верить своим ушам.
— Ещё как знала. Я думала: вот поступит Наташка в институт, закончит, в Москве устроится. А она взяла и залетела. До последнего скрывала, что брюхатая. А когда я узнала, аборт делать было уже поздно. Да и Наташка заегозила: рожать буду! Рожать она вздумала! А институт, карьера — всё коту под хвост! Я так хотела, чтобы у неё был выкидыш — даже душицу специально заваривала. Знала, что беременным нельзя. Да только не помогло — ты крепко цеплялась за жизнь. Потом у Наташки роды случились преждевременно. Я в больницу — Алёна тогда медсестрой работала. Мы с ней за чаем поболтать любили. Она сказала, у Наташки всё хорошо, девочка родилась, хоть и рановато, но без серьёзных проблем. А вот у мамки твоей как бы — она тогда тоже рожала — ребёнок умер — пуповина вокруг шеи обвилась и задушила. Ей пока ещё сказать не успели — откачивали после тяжёлых родов. Ну, я дала Алёнке деньги, чтоб сказала, будто это ты родилась мёртвой. Она как раз тогда со своим разводилась, деньги ей были нелишними.
— Слушайте, ну, ладно, она, но Вы-то, баб Валь? Как можно было так жестоко с родной дочерью?
— А что тут такого? Подумаешь, ребёночек умер! Думала: поплачет и забудет. А она… Вот далась ты ей! И плохо ей без Агаточки, и жить не хочется! Если бы не ты, жива бы сейчас была моя Наташка, и в люди бы выбилась. И какой чёрт тебя дёрнул появиться на свет? Змеюка, всю жизнь моей дочке испоганила! Вот не зря я тебя ненавидела с самого начала, ох, не зря! Когда ты запила, я думала: ну, наконец-то, есть на свете справедливость! Может, думала, замёрзнешь насмерть — воздаст тебе Бог за мою Наташку! Ан нет, ты и тут меня перехитрила, гадюка! Отняла у меня единственную дочь — и как с гуся вода! Тьфу! Видеть тебя не могу!
Плюнув мне под ноги, баба Валя поспешно открыла дверь подъезда и вошла вовнутрь, захлопнув её так, что она едва не слетела с петель. Я же с минуту стояла во дворе, не в силах ни сдвинуться с места, ни что-то ответить. Мне было искренне жаль тётю Наташу, которой посчастливилось иметь такую «добрую» мать. Даже сейчас, вместо того, чтобы раскаяться и что-то понять, эта злобная бабка винит не себя, а других. Хотя моя вина лишь в том, что пока тётя Наташа плакала по мне, заливая материнское горе водкой, я была рядом и знать не знала, что она моя родная мать. А баба Валя, получается, родная бабушка… Ну, уж нет — бабушка у меня одна, моя добрая, замечательная бабуля, у которой было сердце, способное любить.
Я посмотрела на часы. Было ещё не так поздно — цветочный пока открыт, но надо поторопиться. Пока не стемнело, я решила сходить на родные могилы: папы, бабушки и мам. И той, которая меня растила и заботилась, и той, которая родила и потеряла не по своей воле.
***
— Давайте, налетайте, моя Надюха сама пекла, — Серёга разложил на столе хрустящий, густо посыпанный пудрой хворост. — А вот и она. Давай, Надь, проходи, попей с нами чайку.
Когда девушка оказалась по ту сторону почтовой стойки, вышедший навстречу Серёга проводил её в подсобку, где уже урчал закипающий чайник, всем сразу стало понятно, что празднуем. Ещё утром наш администратор решил начать новую жизнь. Жизнь, в которой не будет места алкоголю. Все удивлялись: с чего вдруг такие перемены? Всегда ведь выпить был не дурак.
«Ну, а теперь не дурак, чтобы пить. Тем более, когда у меня есть моя Надя».
Нашу постоянную клиентку мы уже успели узнать получше. Она, если что, точно терпеть не будет. Имея сострадание и переписываясь с политзаключёнными, Надежда, безусловно, была всегда готова поддержать человека в трудной ситуации, помочь попавшему в беду, чем сможет. Однако тащить на своей шее того, кто не захотел помогать сам себе — тут уж простите великодушно, но, как говорит Оксана Борисовна, пусть господин хороший отправляется первым классом туда, где ШПИ не сканируются. Конечно, все думали, что причиной такой перемены стала влюблённость Серёги в Надежду. Однако мне он по секрету сказал, что начать за ней ухаживать он решился уже после того, как бросил пить.
«Понимаешь, меня тогда реально стало глючить. Гляжу, вижу, твоя тень руки поднимает. Вот тень поднимает, а ты — нет. Думаю: ну, всё, капец — белочку словил! Я так испугался. Потом дома рассол стаканами пил, молился: хоть бы помогло!».
«И как?» — спросила я его.
«Обошлось, тьфу-тьфу-тьфу. На первый раз Бог помиловал!»
Я не стала ему признаваться в проказах своей тени. Если этот испуг в итоге пошёл ему на пользу, зачем всё портить? Тем более, теперь ни он, ни кто-то ещё ничего подобного не видел. И надеюсь, не увидит больше. Тень моя, как и предсказывала Кассандра Владимировна, постепенно привыкла к тому, что я всё-таки живая, и успокоилась. Теперь без меня ни шагу ступить, ни лишнего движения сделать — ни-ни.
Попробовав хворост с чаем, я ещё раз поздравила счастливых влюблённых и попрощавшись, ушла, сославшись на то, что надо зайти в магазин и ужин приготовить. А то Миша приедет с работы голодный.
Впрочем, скоро он, по всей видимости, будет не приезжать, а приходить. Уже две недели мы жили вместе. Мне больше не приходилось рано вставать на работу, а Миша по-прежнему ездил в Непецино. На днях решил поговорить с начальством, чтобы перевели куда-нибудь в Коломну, поближе к дому. Наконец, нашлось отделение, где нужен почтальон. Прежнего, говорят, уволили за пьянку. Ладно бы, просто пил, а то ведь ещё и на работу приходил в неадекватном состоянии, путал почтовые ящики. А тут Мишу рекомендуют как аккуратного, непьющего. Почему бы не взять?
Однако ужин был лишь предлогом — его-то я вполне успела приготовить, даже задержись я на целый час. На самом деле мне хотелось решить важный вопрос, который мучил меня с тех пор, как я узнала про необычные свойства Петиного подарка. А для этого нужно было немного побыть одной.
Погода была достаточно тёплой, чтобы можно было ходить в одной водолазке. Ожерелье с чёрными
