class="p1">– К тому же он совершил, пусть и обманное, но клятвопреступление. А напрасное пролитие крови, всегда отольется.
Последние слова заставили вельможного отпрыска поежиться, и, опасаясь гнева богов и не желая казаться невежей, он немного приостыл, но чтобы не показывать своего уязвления, все еще ворчал для острастки.
– Перестань Мес-э, – раздавшийся голос, неожиданностью заставил его замолчать – уважаемый абгал прав, мальчик не мог меня отравить.
Обеспокоенный здоровьем лушара абгал, подскочил к нему, чтобы осмотреть. И засуетившись, начал ему выговаривать, но в ответ на свои увещевания, снова встретил непонятливое раздражение.
Замолчавший было от неожиданного появления военачальника, колесничий, в защиту своих действий сказал:
– Я рад, что сагду стало лучше, и да хранят тебя боги. Но должен сказать, что будет тебе известно: свидетели подтвердили его преступные замыслы, а эти основания очень весомы для обвинений в предательстве, вынудившие и меня поверить подозрениям досточтимого абгала. – При этих словах сановитого воителя, старик, шамкая губами, виновато потянулся, пытаясь что-то возразить в свое оправдание. – А после допроса рабов, все кажется предельно ясным.
– Обойденные кингали, сгорающие от зависти, и зависимые рабы, допрошенные пытками, конечно хорошие свидетели. – Съязвил Шешу, недовольный также, что без его разрешения допрашивали и его рабов с пристрастием. – Или может, кингали его полка, прошли испытание водой?
– Но, он один был тогда с тобой, когда утробный дим настиг тебя!
– Он и близко не подходил к питью, разливал я сам лично, и ему наливал тоже я. Так, что если кто и мог среди нас двоих быть отравителем, то это опять я. – На бледном лице лушара, выдавилась ухмылка. – Может, и меня допросишь с пристрастием?
Смутившись, Мес-э все же нашелся, что ответить:
– Сагду шутит. Я вижу, досточтимый абгал не обманулся, ты действительно пошел на поправку. В любом случае, тебя я допрашивать не стану, и не потому что не сомневаюсь в твоей преданности великому престолу, а потому что не смею нарушать установленный государем порядок, и не уполномочен на это.
– Ооо, а я вижу, мой преемник крут нравом, чувствую, если б не было этого порядка, быть бы и мне на пыточном столбе. – Кольнул его издевкой лушар.
Оскорбленный Мес-э ответил, что, считал бы своим долгом сделать все для процветания родной державы, под мудрым руководством славного Ур-Забабы и спокойствия граждан обитаемой земли, даже если бы ему пришлось заподозрить и допрашивать сагду, с какой бы дружбой и любовью он к нему ни относился.
– Можешь, больше не утруждать себя этим, – Шешу передернуло от лицемерия колесничего, – я тебя освобождаю, от этого непомерного груза.
Абгал видя, что разговор может вылиться во что-то нехорошее, поспешил перевести разговор:
– Я слышал, что государь уже извещен о великой победе и возрадовался вместе с нами. Но ради столь безотлагательного сообщения, мы не смогли оповестить еще своих близких, о скором прибытии к родным очагам…
Спорящие военачальники, радуясь отвлечением от ненужной ссоры, внемлили с ожиданием.
– Так вот. Утром, уже на рассвете, гонцы с поручениями отправляются к сонму верховных жрецов. Не думали ли вы отправить своим семьям какие-нибудь сообщения или пожелания? Если нет, то я думаю, вам стоит это сделать. Что может быть лучше для близких, находящихся где-то далеко, чем получать весточку от родных?
– Ты прав, досточтимый. Сейчас же распоряжусь заточить писала. – С этими словами, чтобы не продолжать неприятной беседы, колесничий вышел.
– Лушар Шешу. Ну а ты, ничего не хочешь передать для дома? – Осторожно спросил абгал Шешу, зная о его горе.
– Нет, старик, думаю, дома вестей от меня не ждут. – Печально покачал головой, едва отошедший от болезни военачальник.
– А как же дочь?
При упоминании о дочери, лицо Шешу осветилось:
– А моя эрес будет больше рада увидеть меня самого. Так что пусть пока ничего не знает.
– Это хорошо. – Улыбнулся старик.
– Хорошо. – Улыбнулся воин.
– У меня будет просьба. – Дождавшись, когда у военачальника поднялось настроение, начал мудрец. – Молодой кингаль… Я чувствую вину перед ним.
– Да-да, я сейчас же распоряжусь освободить его.
Подозвав своего порученца, он велел тому срочно передать приказ об освобождении кингаля Далла-Дина. Прошло немного времени, и взволнованный порученец вернулся.
– Ну что? Где кингаль Далла-Дин? – недовольно тем, что его еще с ними нет, спросил лушар.
Юный порученец, растерянно хлопал глазами. И всхлипывая, не сдерживая слезы, прорыдал:
– Он, он… его больше нет… Он не вынес пыток, и уж несколько часов как умер.
– Как умер?! – Прокричал военачальник Шешу.
– Умер?! – Вскрикнул, потрясенный абгал.
Осев, побледневший старик едва вымолвил:
– Нет мне прощенья, боги да простят меня, ибо сам себя я уже простить не смогу.
Не видя смысла оставаться в шатре лушара, абгал засобирался к себе, отдать распоряжения гонцам, чтобы отправить печальнее вести родным Далла-Дина.
И без того бледный, после известия о смерти молодого кингаля, Шешу был сер как толокно. Поэтому остановив мудреца и передав ему свой оберег, сказал:
– Отдай это гонцам. Этот оберег освящен в Экуре – великом доме Энлиля сына единого бога Ана, для оберегания от вражеского оружия, волхований и хвори. Пусть передадут его моей малышке, да обережет он ее, также как оберегал меня. Его чудодейственная сила в борьбе с варварским волхованием, обрела еще больше света, и потому я верю, он ей поможет встать на ноги, так же как мне помог не сойти в край мертвых. Мы с ней еще поиграем в салки.
3. Надежда.
Чем выше солнце поднималось по небу, тем палило все сильнее – иссушая землю, и делая невозможным выступление по пустынным полям в разгар дня. Поэтому, было принято решение: отправиться вечером, как только спадет жара, предварительно, связав плоты для скарба и раненых, чтобы облегчить ношу тягловым и пустить их вниз по течению, остальным же сопровождать сплавляющихся вдоль берега под покровом темнеющего прохладного неба.
Военачальник, снова взял бразды правления в свои руки, и как только позволило здоровье, лично проверял исполнения своих распоряжений. Во всей суете, возникшей после победы, ему казалось, что чего-то не хватает. Хорошенько поразмыслив, он, наконец, вспомнил про пленного йаримийца, приказав его привести. Конечно не для того чтобы наградив отпустить, как обещал, но чтобы держать на виду. На него у него имелись свои виды: применяя все средства обмана и подкупа, так часто используемые державцами, сделать его большим человеком в Йармути, сидящем на коротком поводке Киша, тем самым подчиняя этих северян влиянию лугаля. Но для этого требовалось сначала, доставить варвара в столицу, замолвив перед государем за него словечко, и до поры держать в почетном плену как советника.
По его
