тишиной, я прохожу по дому, прикасаясь к обоям с чёрным узором и рассматривая резные светильники в виде сорок. На кухне я завариваю чашку чёрного чая с пыреем, бульканье воды в чайнике – единственный раздающийся звук – эхом отражается от стен. С чашкой в руках я выхожу на крыльцо и смотрю на застывший в безмолвии город, над которым медленно поднимается луна цвета белой кости. День сменяется ночью.
Эти украденные минуты умиротворения кажутся мне преступлением. Особенно когда Джек, единственный человек, которого я хотела бы видеть рядом, беспробудно спит наверху.
Но лишь на мгновение я позволяю себе представить, каково было бы остаться одной насовсем. Бродить по улицам, не боясь любопытных взглядов, оценивающих каждый наклон моей головы и малейшее движение губ, больше никогда не слышать слово, которое как нож режет мои барабанные перепонки, – «королева». Я могла бы прочесть все книги в библиотеке Джека, собрать травы в саду, и никто не ругал бы меня за грязь на туфлях и подоле только что сшитого платья. Тоска по времени, когда невыносимая тяжесть титула не давила на мои плечи, кажется неслыханной вольностью, предательством.
И всё же я позволила своим кукольным глазам на секунду закрыться и прислушалась к тишине, накрывшей город Хеллоуина, будто одеялом.
Шелест листьев, шорох холодного осеннего ветра. И больше ничего.
Волшебным образом я получила именно то, что хотела. Тишину. Я осталась одна. Но надолго ли?
Я открываю глаза и полной грудью вдыхаю вечерний воздух, когда вдруг слышу какой-то шорох. Мягкий и приглушённый. Я оглядываюсь по сторонам и замечаю на железной ограде дома чёрную кошку, выныривающую из темноты. Она спрыгивает на землю и бежит в мою сторону, тихо мяукая. Я сбегаю по каменным ступеням и опускаюсь на колени рядом с ней. Изящно выгнув спину, кошка позволяет мне провести ладонью по её чернильно-чёрной шёрстке.
– Ты была здесь, когда все уснули? – тихо спрашиваю я.
В ответ она только мурлычет. Жаль, она не сможет рассказать, что же произошло в городе, пока мы с Зеро блуждали по лесу.
Но тут её заострённые уши вздрагивают, глаза устремляются в темноту, скрывающую городскую площадь. Она что-то слышит. Или кого-то.
А потом... Я тоже начинаю слышать.
Негромкое «шуш-шуш-шуш», будто ручеёк бежит по камням.
Я вскакиваю на ноги. Возможно, кто-то ещё не спит. Циклоп или Ундина.
Открыв ворота, я выглядываю наружу и ещё раз прислушиваюсь.
Звук приближается. Шшш... шу-у-у-ушш. Я уже собираюсь окликнуть того, кто скрывается в вечерних сумерках, но кошка вдруг бросается наутёк и исчезает в переулке за домом.
Мои глаза блуждают по городской площади, пытаясь рассмотреть, кто же там.
Но из-за сгущающейся темноты зрение меня подводит: очертания зданий растворяются, силуэты деревьев принимают причудливые формы, их ветви напоминают вытянутые руки великанов. Я одёргиваю себя: всё это не по-настоящему. Тут нечего бояться. Пока.
И тут кое-что необычное всё-таки попадает в поле моего зрения... Какое-то существо вдруг появляется из-за угла ратуши.
Поначалу мне трудно его рассмотреть, оно всё как лунный свет – бледный и призрачный одновременно, как будто соткан из полумрака, который наступает сразу после сумерек. Но вскоре я понимаю, что это создание напоминает человека: две руки, две ноги, которые едва касаются поверхности земли, будто он парит, длинная белая борода, всклокоченные белоснежные волосы. Он закутан в многослойную одежду цвета кучевых облаков, похожую на плащ или мантию, окутывающую его высокую фигуру, так что трудно сказать, где начинается и заканчивается ткань.
У него облик почтенного старца, который ходит – или парит – с тростью, пьёт чай большими кружками и рассказывает небылицы до самой ночи. Но вот его лицо рассказывает совсем другую историю.
Оно скорее принадлежит тому, кто только что выбрался из гроба: густые, неухоженные брови сведены, уголки губ опущены, на лбу глубокие морщины, а под глазами тёмные тени-полумесяцы. Так выглядит нежить, восставшая из мёртвых.
Вообще-то, может, так и есть. Просто он воскрес на несколько дней раньше Хеллоуина, такое иногда случается. Наверное, очнулся запертым в гробу, который не успели выкопать, так что был вынужден выбираться самостоятельно. Кто угодно выглядел бы пугающе, оказавшись погребённым на глубине нескольких метров под землёй без лопаты.
Мне вдруг становится жаль беднягу. Я уже собираюсь выйти из тени, когда замечаю, что за ним что-то сыплется: мелкие крупинки, вспыхивающие в тусклом лунном свете. Словно крошечные звёздочки.
Как... песок. От ужасного осознания у меня перехватывает дыхание.
Песок. Парящий старик приближается к сёстрам-ведьмам и наклоняется над ними, как будто проверяет, действительно ли они спят. Он дотрагивается до щеки Хельгамины, затем внимательно всматривается в лицо Зельдаборн, следя за малейшим движением. Затем он достаёт что-то из кармана призрачной мантии, раскрывает ладонь и сдувает песчинки. Сверкающее белое облако окутывает лицо младшей из ведьм.
Седовласый выжидает, наблюдая, что будет дальше. Зельдаборн остаётся неподвижна – она полностью, безраздельно спит. Удовлетворённый своей работой, старик отворачивается от сестёр и покидает площадь. Кажется, он направляется в сторону обсерватории доктора Финкельштейна.
Я стараюсь не двигаться и даже не дышать, пока он окончательно не исчезнет в темноте. Убедившись, что старик действительно ушёл, я судорожно хватаю ртом воздух и бегу к дому, чтобы поскорее укрыться.
Все мои швы напряжены так, что вот-вот лопнут, желудок сжался в комок. Я взлетаю по лестнице, едва не упав, споткнувшись на верхней ступеньке, и забегаю в нашу спальню. Зеро по-прежнему витает над спящим Джеком, не желая оставлять его одного.
– Джек! – в отчаянии зову я, падая на колени у кровати. Мои глаза прикованы к окну на случай, если незнакомец решит заглянуть и сюда. – Джек! Там кто-то есть.
Я трясу его за плечи, отчаянно хватаясь за надежду, что смогу его разбудить. Умоляю очнуться. Но он остаётся неподвижен.
Слёзы снова застилают глаза, всё тело цепенеет от поднимающейся в груди паники. Ужаса. И ещё одного чувства: гнилостной вины, острым ножом пронзающей сердце.
Поначалу мне казалось, что во всеобщем сне нет ничего плохого. Пусть все отдохнут. Хоть немного. Как будто полуночные звёзды даровали мне эту блаженную тишину. Но теперь я начинаю кое-что понимать.
Я ошибалась: Шито, Крыто и Корыто не имеют ко всему происходящему никакого отношения. Все спят... потому что в городе Хеллоуина появилось настоящее чудовище.
* * *
Всё утопает во тьме. Непроглядная чернота пронизывает каждый листок, стебель и острый шип.
Выждав, когда призрачный старец доберётся до кладбища на окраине города, я выскользнула из дома и пробралась в сад за обсерваторией доктора Финкельштейна.
