чуть вздрагивает, словно сейчас упадёт, но затем его тело снова обмякает. Он не просыпается.
Я вижу песок на его пальто и хочу зачерпнуть его ладонью, почувствовать его вес, рас-смотреть поближе. Я должна понять, что же это такое. Но что-то во мне сопротивляется, буквально кричит, чтобы я ни в коем случае его не трогала.
Это всё ужасно, ужасно неправильно.
Хельгамина и Зельдаборн хором храпят перед своей аптекой «Ведьмино зелье», причём старшая из сестёр всё ещё сжимает в руке метлу. Их я разбудить не пытаюсь, так они мне нравятся гораздо больше.
Оборотень тихо дремлет рядом с тропинкой, ведущей к обсерватории доктора Финкельштейна. Он что-то бормочет сквозь сон, но мне не удаётся разобрать слова. Я прохожу мимо, и ноги сами несут меня туда, где раньше был мой дом. Стараясь не думать, что же я делаю, захожу в лабораторию. Доктор Финкельштейн сидит за своим рабочим столом, странно наклонив голову, на полу разбитая пробирка, вокруг стула осколки стекла. Игорь, его ассистент, сгорбился в углу, крошки от сахарных косточек рассыпаны по полу. Я перешагиваю через Игоря и направляюсь на кухню.
Жена доктора Финкельштейна, Джуэл, лежит на боку возле плиты, в кастрюле кипит что-то, пахнущее тимьяном и тухлыми яйцами. Я выключаю огонь и пытаюсь разбудить её, осторожно подталкивая носком туфли, но она лишь слабо фыркает, а затем снова погружается в свой невероятно глубокий сон.
Я начинаю задыхаться. Неправильно, неправильно, неправильно. Всё это неправильно.
Доктор Финкельштейн часто упрекал меня за то, что я грежу наяву и вечно хожу погружённая в свои мечты. Но на самом деле логика и практичность мне совсем не чужды. Я верю в научное знание и рациональные выводы. Но тому, что случилось с жителями города Хеллоуина, нет никакого объяснения. Зелье, яд или неведомое мне колдовство погрузило весь город в сон. Но я по непонятным причинам до сих пор бодрствую.
Зеро стоит в дверях кухни и скулит. Ему не нравится холод лаборатории доктора Финкельштейна. Ему страшно. Он хочет увидеть Джека. Джек!
Вне себя от страха я выбегаю из лаборатории и мчусь через весь город мимо бессчётного количества людей и существ, сгорбившихся, обвисших и рухнувших там, где они стояли.
Я открываю ворота и бегу по выложенной камнем дорожке к дому. Распахиваю настежь входную дверь – она с грохотом ударяется о стену – и вихрем проношусь по коридору до рабочего кабинета Джека. Там пусто. Записи и чертежи, которые он готовил к Хеллоуину, разбросаны по столу, некоторые упали на пол. Тогда я поднимаюсь по винтовой лестнице в нашу спальню, мои шаги эхом отражаются от каменных стен. Наконец я вижу его, и сердце замирает от ужаса.
Джек лежит у открытого окна, выходящего на город. Его бездонные чёрные глаза крепко закрыты. Он спит мёртвым сном.
Я опускаюсь на пол возле него.
– Джек? – Я стираю тонкий слой песка с его холодных скул, пытаясь сдержать рыдания, рвущиеся из груди. – Джек, пожалуйста, проснись!
Я трясу его, пытаясь заставить открыть глаза, но он лишь издает едва слышный стон.
Отчаянная, невыносимая боль разрывает меня изнутри. Обнаружив, что все жители города заснули, я была встревожена, но увидев своего мужа, без движения лежащего у окна, я теряю голову от сокрушительного ужаса. Я не могу сдержать слёз, они текут по щекам, собираясь на полу в маленькие солёные лужицы.
– Ты должен проснуться! – молю я и снова отчаянно трясу Джека, но его тело остаётся безвольным, как у куклы, а веки плотно сомкнутыми.
К нам подлетает Зеро и утыкается носом в щёку Джека. Но это ничего не меняет.
Джек спит, как и все остальные в городе.
И нет способа его разбудить.
Глава 4
Наконец слёзы иссякают и впитываются в мою льняную кожу. Я осторожно подтаскиваю Джека к кровати и укладываю на чёрное лоскутное одеяло. Зеро крутится рядом и тихо скулит.
Поправив подушку под идеально круглой головой моего любимого, я оставляю его и выхожу через стеклянные двери на террасу. Воздух удивительно неподвижен, заходящее солнце отбрасывает полоски света на безжизненные деревья. Глядя на город, я пытаюсь понять, что же произошло.
Всё тело сковывает холод, будто сквозь меня прошёл призрак, заплутавший на кладбище. Джек спит. Все остальные тоже. Но почему?
Я мысленно возвращаюсь назад во времени, вспоминая всё произошедшее за это время.
Когда я сбежала из города, никто ещё не спал, все были заняты подготовкой к празднику. Что-то случилось, пока меня не было.
Загадка, сказанная шёпотом в темноте, загадка, для решения которой у меня так мало подсказок. Только песок, который я нашла рядом со всеми уснувшими.
Но в наступившей тишине мне на ум приходит кое-что ещё. Одна мысль, которая поднимается из самых сокровенных бездн моего тряпичного сердца. Тишина, окутавшая город Хеллоуина, приносит мне облегчение. Мне удивительным образом спокойно от отсутствия голосов и обычной городской суматохи.
Я оглядываюсь на спальню, где на полу всё ещё валяются отрезы ткани, шляпы с крыльями летучих мышей и туфли на высоких каблуках, сделанные из костей горгульи и дурно пахнущей рыбьей кожи. Я до сих пор чувствую, как когтистые пальцы Хельгамины перебирают мои не подходящие королеве волосы, как Зельдаборн колет меня швейными булавками, оборачивая моё тело слоями шифона. В голове до сих пор ярко представляется бешеный вид мэра, когда он перечислял мои обязанности королевы; ощущаю на себе взгляды толпы, когда они выкрикивали моё имя, дёргали за платье, слепили вспышкой фотоаппарата. Всё это было похоже на бурю, свирепствовавшую вокруг меня. Как будто я принадлежала им, была предметом, с которым можно делать что и где вздумается, а не живым существом.
Но теперь... они все спят, и вокруг неожиданно поразительно тихо.
Впервые с тех пор, как мы с Джеком вернулись из свадебного путешествия, моё сердце успокаивается, напряжение спадает – все швы расслабляются, будто я сняла тугой корсет, стягивавший тело. Я осталась одна.
И это одиночество похоже на тёплую ванну, в которую хочется окунуться с головой, опуститься на самое дно и наблюдать, как пузырьки воздуха медленно поднимаются на поверхность, забирая с собой всю усталость.
Я возвращаюсь в дом, поднимаю с пола ткани и туфли и кучей запихиваю в шкаф. Мне приходится навалиться на дверцу, чтобы закрыть её.
Моё дыхание всё ровнее с каждой секундой. Я окидываю взглядом спальню, как будто вижу её впервые, комнату, которая является всего лишь комнатой. Не королевской тюрьмой.
Убаюканная гробовой
