это бывает…
Нина немного помолчала, оглядела всех внимательно, но отвечать сестре не стала. Ответила матери с отцом.
— Конечно, если бы я сказала, что беременна, вы бы согласились с нашей женитьбой, я уверена в этом. Но я не хочу врать. Я не только не беременна, но за эти три года мы не позволили себе даже близости. Мы любим друг друга, и вы знаете об этом. Мы могли бы расписаться тайком, никого не спрашивая, но не хотим начинать свою жизнь с обмана и взаимных обид…
Все молчали, сестры переглядывались, мать уже не вытирала глаза платком, а как-то гордо и торжествующе смотрела на отца, словно говорила:
«А я о чем тебе говорила! Это ведь наша Нина!»
Тоня вновь решила высказаться.
— Нина, тебе учиться надо… Радуйся, что у тебя есть такая возможность…
— Тоня, опять ты свое, — попытались ее одернуть.
— Пусть Мишка хотя бы институт закончит, — не унималась Тоня, — будет хоть на что жить, и чем задницу прикрыть…
— А может, сначала пусть докторскую защитит? — ехидно отозвалась Катя.
Галя, до сих пор не сказавшая ни слова, только вздохнула:
— Мое замужество ничего хорошего мне не принесло, кроме муки. А ты еще жизни не видела, и уже хочешь хомут на себя надеть…
Я понял, что пришло время подключаться к дискуссии. Я никогда не был «говоруном», но здесь постарался блеснуть своим красноречием и аргументами. Я обращался вроде бы ко всем, но при этом смотрел на Нину.
— Для начала скажу главное: я люблю вашу дочь и не мыслю себе жизни без нее. Прошу вашего родительского благословения. Вспомните себя, свою молодость. Вы были ненамного старше нас, на год, от силы на два. Вы вместе добивались того, что имеете сейчас. У нас тоже свои планы. Через полгода, после производственной практики, я напишу диплом и к концу года буду защищать его. Поступлю на работу, в начале лета сдам экзамены на вечерний факультет института. К этому времени Нина закончит техникум, и мы уедем в Усть-Илимск. Что здесь плохого? Эти полгода будем жить в общежитии…
Все молча слушали мою зажигательную речь, даже заядлые рыбаки Юра и Вася с интересом наблюдали за ходом переговоров. Рыбацкие проблемы отошли у них на второй план, на их лицах читалось явное одобрение.
Точку в той давней дискуссии поставила мать. Она села между нами, обняв меня и Нину за плечи, и очень просто, очень буднично сказала:
— Давайте не будем спорить, кто кого больше любит, мы — свою дочь, или ты, Миша, нашу Нину… Мы давно тебя знаем, верим тебе. Давайте сыграем свадьбу после твоей защиты диплома. Это будет двойной праздник. Согласны?
— Согласны! — крикнули мы с Ниной, а отец сдержанно прокомментировал:
— Ну ты, мать, даешь!
* * *
Кто рано встает, тот первый уходит спать. Меня с Пашей это касается в первую очередь. Мы потопали спать. Я постелил ему раскладушку рядом с нашей кроватью. Паша долго не засыпал, а потом под страшным секретом сообщил мне новость:
— Ты знаешь, мне очень нравится одна девочка в нашем классе.
— Ты сказал ей, что она тебе нравится?
— Нет. Я стесняюсь.
— Она красивая?
— Очень. У нее длинные волосы, большие глаза, она такая, ну, в общем, на маму похожа… Как ты думаешь, это любовь?
— Думаю, да.
— А она о моей любви даже не знает!
— Наберись смелости, и скажи.
— А вдруг она будет смеяться?
— Значит, это не любовь.
— А что это?
— Твоя первая влюбленность.
Через пять минут Паша спал. А я долго еще не мог уснуть. На кухне шел разговор. Голоса родных людей доносились до меня. Вспомнил себя, детский сад, красивую девочку Наташу. Она нравилась всем мальчишкам, или мне так тогда казалось? Я тоже был в нее влюблен, но, как и Паша, не сумел признаться ей в своем чувстве. Возможно, внук еще сделает это. Только бы кораблик его детской любви не разбился о рифы предательства и насмешек. Она ведь слишком хрупкая и чистая, эта первая детская любовь…
Компьютер
Анна Петровна Поленова — наша добрая знакомая, несколько лет назад мы жили с ней на одной лестничной площадке в сталинском доме на улице Стачек, недалеко от станции метро Автово. Потом мы поменяли квартиру и уехали, но с Анной Петровной продолжали поддерживать добрые отношения, не забывая поздравлять друг друга с праздниками и днями рождения. Я даже побывал у нее на даче, поскольку она просила советов, связанных с ремонтом.
После смерти мужа Анна Петровна живет на два дома: в петербургской квартире и в хорошем, добротном доме в маленьком городке под Питером. Дачей он теперь называется, а на деле родители в нем жизнь прожили, Анну Петровну вырастили и дом ей, единственной наследнице, завещали.
Участок земли небольшой, не слишком ухоженный, но, может быть, именно это и придает ему поэтичность: старые яблони и смородина в саду плодоносят, а вдоль дорожки, что идет от ворот к дому, в начале лета зацветают кусты белой сирени. Все радует глаз, душа летает от наполняющей радости. Когда солнце — хорошо, и в дождик — хорошо. Все здесь нравится Анне Петровне: сосновый лес, в котором стоят дома, тишина и постоянные занятия. Все время в движении, присесть некогда, да и не хочется.
Дел всегда много, хотя огородничеством она почти не занималась, раскапывала две маленькие грядки под зелень, да пятачок земли под цветы. Газонов красивых не заводила, сил не было подстригать и ухаживать, но когда трава вместе с побегами молодых кленов и рябин, семена которых разносил ветер, вырастала до пояса, просила соседа, и он за угощение и свежий корм для своих кролей выкашивал участок.
Когда-то, в детстве и позже, это был поселок с поэтическим названием Мельничный ручей. Позже объединили три поселка и нарекли городом, однако городские дома и асфальтированные улицы были только в одном месте — на Котовом Поле, что вблизи знаменитой Дороги Жизни. Там же и местная власть располагалась, почта, и даже бассейн и много разного, что бывает в городе. Во всем же остальном все было по-прежнему: деревянные дома, заборы, дачные улочки, а главное, сосновый лес.
В Мельничном ручье строились пионерские лагеря и летние базы отдыха, а сейчас, когда город назвали Санкт-Петербургом, большую часть этих баз приватизировали и построили дворцы, где живут очень богатые люди, что видно по высоким заборам, охране и видеокамерам. Нет, зла у Анны Петровны не было ни на кого, и зависти тоже. Она
