аккуратной бородой, принял ее очень тепло.
— Милана Павловна! Я наслышан о Вас! — встретил он ее фразой. — Эх, жаль, что так быстро ушел такой талантливый и добрый человек, но, будем надеяться, он сейчас в лучшем мире. Вы присаживайтесь, присаживайтесь, Миланочка, не стесняйтесь. И не переживайте — будем помогать!
Она еще не вступила в права наследства, но соучредитель уже позвонил и пригласил ее на совет, «просто послушать, вникнуть в дела». Все оказалось не так страшно, как она думала: сфера, в которой работал отец, была ей близка. Благодаря профильному образованию, где Милана изучала инженерную и художественную графику, методы конструирования одежды, и многое другое, связанное с дизайном, она быстро разобралась что к чему. И уже предвкушала, как займется делами.
Под конец Роман Александрович отдал ей какую-то папку.
— Это Вам. Паша просил передать, когда его уже не будет среди нас.
Долго Милана не решалась открыть и заглянуть внутрь, а когда наконец набралась храбрости и просмотрела содержимое, расплакалась. В папке лежали ее детские рисунки, которые они с отцом когда-то вместе рисовали, а также пожелтевшая, немного затертая старая фотография, где они всей семьей вместе, где они все еще такие счастливые. Слезы катились из глаз, и она смахивала их рукавом. Значит, он помнил о них все то время, пока не общались. Помнил, но не решался объявиться. Его мучило чувство вины, грех давил и не давал спокойно жить. Может, поэтому сердце и не выдержало…
Она подошла к окну и посмотрела на небо. Какой сегодня хороший солнечный день! Так хочется верить в лучшее!
— Надеюсь, теперь ты обрел покой, — прошептала, надеясь, что там он нашел свою любимую, с именем которой было созвучно название созданного им бренда — “Setalana”. Интересно, а Юленька понимала, что выбор названия неслучайный или упорно делала вид, что оно вполне обычное для компании, развивающейся в области индустрии моды? Ведь “la seta” в переводе с итальянского означает «шелк», а “la lana” — шерсть.
При мысли о Юлии Максимовне на душе стало еще горше. Настроение испортилось окончательно. В этот момент кто-то обнял ее за плечи, заставив вздрогнуть. Кирилл, решивший сегодня пообедать дома, подкрался бесшумно и незаметно.
— Я уже соскучился, — нежно поцеловал ее в ушко. — Тебя подвезти?
— Нет, не надо. Я пока не буду заниматься делами, дождусь, пока вступлю в наследство. Но, чувствую, это случится нескоро…
— Эй, выше нос! Дальше угроз твои родственники вряд ли пойдут, потому что понимают, что ничего не докажут. Правда на твоей стороне.
— Не знаю, не знаю…
Перед глазами все еще стояло разъяренное лицо Юлии Максимовны, а в ушах звучали ее слова, полные неприкрытой злобы. Такие люди, как она, способны на все ради собственной выгоды. Как, впрочем, и Ирка. Если от собственного ребенка отказалась без угрызений совести, то и устроить судебные тяжбы ей ничего не стоит. Милана не питала по этому поводу никаких иллюзий.
Только сейчас муж обратил внимание на листы с эскизами, разбросанные по столу, с интересом покрутил в руках старенькую фотографию.
— Отец оставил на память, — ответила она на его невысказанный вопрос.
Кирилл снова обнял ее — на этот раз крепче, и поцеловал в макушку. А она вдруг вспомнила, как шла с ним по парку, и подол свадебного платья струился по сочной зеленой траве… Как сказала в ЗАГСе уверенное «да», ни на секунду не сомневаясь, что этому мужчине можно доверять. И как стало для нее полной неожиданностью осознание: у Кирилла есть секреты; какая-то часть души, запертая на замок, где для нее нет места. А может, у него не один секрет, а есть еще два, три, десять?.. Может, и не нужно было говорить тогда это «да»? В юности окружающим казалось странным, что она не бегает на свидания и хранит верность для будущего мужа, что читает романтические книжки и, как Ассоль, терпеливо ждет своего Грэя. И вот — кремовое платье и звон колоколов, белые голуби, устремляющиеся ввысь; его взгляд, укутывающий в тепло и нежность, и ее мечты о том, чтобы их любовь стала зримой, чтобы дом наполнился топотом детских ножек и звонкого смеха… Обрела она свое счастье? Или проворонила?
В тот день Кирилл, пообедав, уехал на работу, не подозревая, какие сомнения начали ее одолевать. Конечно, она отогнала бы их прочь, обязательно бы вспомнила какие-нибудь радостные моменты из их жизни и убедила себя в том, что сделала правильный выбор. Да, непременно бы так и поступила, если бы не одно «но».
Это «но» позвонило в дверь и с порога швырнуло в нее бумаги.
— Ирка? Ты что творишь? — Милана едва успела увернуться от летящей в нее папки. — Зачем ты сюда заявилась?
— Затем, чтобы рассказать тебе правду! — твердо ответила она.
— Какую правду? — недоуменно спросила, еще не до конца оправившись от шока. — И вообще, я же ясно сказала Юлии Максимовне, чтобы она забыла сюда дорогу! Тебя это тоже касается!
— Я пришла не просто так! Ты посмотри, посмотри, — настаивала Ирка. Потом, не выдержав, сама подняла папку и, открыв, сунула ее под нос Милане.
— «Заключение о биологическом отцовстве», — прочитала заглавие. — Что это?
— Ты не понимаешь? — потеряла терпение Ирка. — Тут черным по белому написано: «Вероятность отцовства Меркулова Кирилла Константиновича… составляет девяносто девять процентов». Понятно? Он — отец Ани.
Сказала, как выстрелила прямо в сердце. У Миланы мгновенно потемнело в глазах, стало так больно, будто наживую ампутировали что-то внутри. Нет, нет… Мозг отчаянно отрицал услышанное, хотя результат ДНК-теста не оставлял никаких сомнений. Все равно где-то в глубине сознания билась мысль: «Надо сделать повторный, вдруг это подделка…» Последняя надежда, слабая, тонкая, как ниточка, но Милана цеплялась за нее, как за соломинку.
— У тебя нет выбора, — слова Ирки донеслись как сквозь толщу воды. — Или ты отказываешься от наследства, или мы с Кириллом забираем дочь!
Милана не шелохнулась. Она словно нырнула в ледяную воду и медленно шла ко дну. Где-то там, наверху, осталась счастливая жизнь, любимый муж и умница-дочь, только правда, тяжелая, как камень, тащила ее вниз, хватала за окоченевшие конечности, добивая мыслью: муж и дочка — не твои, чужие, как и придуманная счастливая жизнь. Нарисованная, карикатурная, вымышленная, не имеющая ничего общего с реальностью. Все, за что ты боролась, что выстрадала — исчезло, размылось, словно кто-то плеснул воды на холст.
А потом что-то заставило ее резко «вынырнуть», буквально подтолкнуло вверх, бросило спасательный круг, в который она отчаянно вцепилась. И на смену безнадежным мыслям пришла другая, светлая, ободряющая: «Нет, дорогая, я
