считали, сколько помнится, велемудрым, даже заумным поэтом с редкостными интересами, но несчастливой судьбой, а люди всюду, к прискорбию, таковы, что плохо относятся к неудачникам и несчастливцам. Блажен он, если сам себя несчастливым не считал, не просто ему жилось. Я осведомлён мало, вернее, почти совсем не знаком с его творчеством.
— Позвольте мне, отче, напомнить из его вещи «Доски судьбы»: «Похожие на дерево уравнения времени, простые как ствол в основании, и гибкие и живущие сложной жизнью ветвями своих степеней, где сосредоточен мозг и живая душа уравнений, казались перевёрнутыми уравнениями пространства, где громадное число основания увенчано или единицей, двойкой, или тройкой, но не далее. Это два обратных движения в одном протяжении счёта, решил я. Я видел их зрительно: горы, громадные глыбы основания, на которых присела отдыхать птица степени, птица сознания для пространства. И точно тонкие стволы деревьев, ветки с цветами и живыми птицами, порхающими по ним, казалось время». Но чтобы двигаться от его образной философской системы не вслепую, надо обладать таким же даром его образного видения и владеть языком его поэтики, чего у большинства из нас, включая меня, признаюсь, и в помине не бывало. И сейчас я на распутье…
— Теперь я лучше понимаю вас, — сказал отец Николай. — Да только цифровая система в сфере символик была весьма проста и потому даже на интуитивном уровне понятна многим. Однако вы и её можете использовать в своей работе. Единица — число один — раскрывало верующим смысл единства Бога. Двойка — смысл двуединой природы Христа…»
…Вот о чём забыл я и ищу, вспоминаю значение числа «два»:
Бог — потом Человек, как сын, творение и раб Божий, если я сейчас в кабине «Сверхкрепости» верно восстанавливаю смысл некогда высказанного отцом Николаем. Для меня сейчас жизненно важны именно такие и понятие и очерёдность соотношения: Бог — Человек. Но ведь соблазнительно трактовать и в обратном соотношении: Человек — Бог. Вот он я — человек, которому требуется то-то и то-то. Вот и дай, Господи, мне…
Так-так… Есть вопрос. Так ли? Так ли, там ли? Как довоенный аппарат системы Бодо для телеграфной связи: «там ли — там ли»… Осязаемо, потому самоочевидно. Тик-так. Как внутренний метроном. Так-так. Так-то: на трезвые очи никто Бога не видел. Если Он и есть, так ведь где-то. Он самодостаточен, у Него есть всё, Он ни в чём не нуждается. А вот мне — требуется… Или требуются… И таким образом многие соблазняются. И трактуют так, потому что им кажется, что подобным образом они освобождаются от оков, наложенных на их свободные желания Богом… Желаниям несть числа. И грехам… Мне надо не потерять сознание… А при чём здесь число «два»? Что оно означает?.. Что означает лично для меня число «два»?..
«… — Тройка, число «три», — продолжал между тем отец Николай, — это принятое в христианстве триединство Бога: Бог — Отец, Бог — Сын, Бог — Дух Святый.
Четвёрка, «четыре» — это уже символ окружающего нас материального мира, составленного из четырёх элементов (воздуха, огня, земли и воды) и имеющего четыре стороны света: «…поклонился на все четыре стороны…»
Вдумайтесь, сколь важно было осознать, что Свет, необозримый для смертного, прилепленного к земле, всё же познаваем — двигайся по любому из четырёх направлений, но по одному — единственному, потому что невозможно идти во все стороны сразу. Кроме того, четыре — это и неодушевлённый, — здесь отец Николай усмехнулся с неожиданной иронией, — я сказал бы, неодухотворённый, то есть неживущий, человек. В старой русской деревне о таких в мои далёкие юные годы говорили: «неживущой». Обесчувствленный, обессмысленный, несбывшийся, несостоявшийся человек. Принято сожалеть о подобных нереализовавшихся людях, только ведь Бог любую шельму метит, таких, без злорадства замечу, тоже. Какая-то да ведь есть тому причина…
Далее. Пять, пятерня — рабочий орган: руки, ноги. Дай пять. Пятерик ржи. Пятиалтынный. Пять — мера, число необходимое, но приземлённое, бытовое. Пять — несовершенное, неполноценное число, половина от десятки пальцев-тружеников: двух рук, двух ног. А вот божественное число три, соединяясь с материальным числом четыре, как раз и представляет собой полноценного человека — это число семь: семь отверстий в голове, отвечающих жизненным потребностям человека. Семь смертных грехов, которым противопоставляются семь святых таинств. И семь возрастов человека. И семь управляющих человеком священных планет. Наконец, неделя — семь дней сотворения мира — и семь тысячелетий человеческой истории от Адама и Евы до наших пращуров… То есть всё, связанное с природой как человека, так и его жизни, семирично. Семирична природа самого тела человеческого.
Четырежды взятое три символизирует, в отличие от простой суммы, уже сверхчеловеческое, надчеловеческое воплощение: двенадцать апостолов, двенадцать месяцев года… И еще… Двенадцать — роковое число лет для несчастной России… «Двенадцать» у Александра Блока!.. То, где: «В белом венчике из роз…»
А вот три, взятое трижды, — сверхвоплощение Божественного, девять кругов рая, к примеру. Ну, и так далее. Всё это подробно вы у меня найдёте…»
«…Есть апостольское число: для России оно — двенадцать…», — сказал всем Андрей Вознесенский. Откуда, откуда это?..
… Мне не дадут додумать.
«Мустанг», эскортировавший меня, дождался замены — для моего сопровождения подошла сразу пара таких же истребителей, — он дал газу и стремительно ушел на юго-запад. На мгновение мне показалось: дым за ним какой-то странный, не настолько сильно должен бы дымить его двигатель на форсаже. И тут только я обнаружил, что ещё шестёрка вновь появившихся «Мустангов» крутится намного выше меня и ведёт бой с японскими палубными истребителями А6М3 с трапециевидными законцовками крыльев и более новыми А6М5 «Зеро», бьётся, не пропускает их алчную свору к моей «крепости».
— Горячо им, но они справляются, — пробормотал я сквозь зубы. — Держите их подальше от меня, парни… Я слишком дорого стою, вам в складчину вместе с японцами за «Сверхкрепость» не расплатиться. Справиться бы ещё и мне…
Бой разгорается очень высоко, он заполняет сразу несколько явственно различимых этажей в небе, я отчётливо вижу это над собой по всё уменьшающимся с занимаемой высотой резво кружащимся в необыкновенной карусели самолетным силуэтикам.
Подошли палубные истребители «Хэллкет» с наших авианосцев. Они выглядят дубовато, как топором сработанные, по сравнению с обтекаемыми, аэродинамически вылизанными японскими «Зеро». Но у «Хэллкэтов» сверхмощные двигатели и куча пулемётов в каждом крыле, и каждый скорострельный пулемёт — с увесистым секундным залпом.
Вижу, как зачадил, полого устремляясь к воде, подбитый японский «Зеро». Он нависает спереди-прямо над моей головой и увеличивается на глазах. Всё ускоряется его падение, умножаемое мощью ещё работающего двигателя.
